Кота приютили айтишники, он свернулся клубком на коленях у Ярослава и не желал возвращаться к Сашке, хорошо, что когти успели остричь, так что обошлось без крови. До вечера ее завалили работой, и она даже не заметила нависшего над столом Яланского, пока тот не поднял за загривок спящего у нее на руках котенка.

— Ты домой идешь? — спросил он у мигом проснувшегося и протестующе запищавшего животного. — Тогда бери свою хозяйку и поехали.

— Ром, а когда мне можно будет ездить на машине?  — несмело спросила Сашка, усаживаясь на переднем сиденьи возле Романа и пристраивая на коленях кошачий домик с его жильцом внутри.

— Сдашь заново на права теорию и практику, и поезжай, — ответил тот, трогаясь с места.

— Кому сдам? — не поняла Сашка.

— Мне, — серьезно ответил Роман, и не думая улыбаться, — а я буду принимать экзамен очень строго, без поблажек.

Сашка фыркнула и уставилась на дорогу, поглаживая спящего в домике котенка. То что строго и без поблажек, она не сомневалась, как и не сомневалась, что речь шла вовсе не о ПДД.

* "К черту эту гордость" — группа "Руки вверх" 

Дети так обрадовались котенку, что Роман растерянно заявил Сашке:

— Слушай, они мне так никогда не радовались! У меня теперь из-за этого кошака вырабатывается стойкий комплекс неполноценности.

— Давно пора, — удовлетворенно заметила та, — ты слишком оторван от реальности.

Она не дала детям котенка на руки, лишь разрешила погладить.

— Он бегал вдоль дороги, там много пыли, вот искупаем его, тогда я разрешу его подержать.

Дети, услышав, что будут купать котика, пришли в буйный восторг. В ванной Сашка быстро распределила роли:

— Я буду его держать, Дашенька будет котика мыть, а ты, Илюшка, держи душ, будешь лить на котика водичку.

— А папа? — Илюша начал искать глазами отца, Яланский, опершись о проем, бодро помахал мальчику.

— Я здесь, сынок, я просто посмотрю, хорошо?

Но с котиком оказалось все не так просто, оказалось, что котик водичку не переносит, он вырывался и орал, как полоумный, и Сашка была счастлива, что в клинике им предложили остричь когти. А дети следили за животным влюбленными глазами и засыпали Сашку вопросами.

— Мам, мам, — дергала Дашка, — а сколько котику годиков? Мам, а он не заболеет? Мамочка, мам, а можно он будет со мной спать? Мам…

— Мам, — вдруг сказал Илья, глядя на кота, а не не Сашу.

Она замерла, пальцы разжались, и мокрый взъерошенный котенок вырвался из рук, спрыгнул на пол и помчался, насколько он мог мчаться скользящими, разъезжающимися лапами. Сашка вскинула голову и встретилась взглядом с Романом. Тот смотрел с таким тревожным ожиданием, что у нее сжался в груди комок и стремительно понесся к горлу. Она сглотнула и постаралась ответить ровно, ничем не выдавая волнения:

— Что, зайчонок?

— Мам, — мальчик явно смаковал недоступное ему слово и с удовольствием его повторял, — мам, почему у котика такие маленькие ножки, а бегает он быстрее, чем я? Его даже папа догнать не может, — добавил малыш, глядя на Яланского, который отлепился от косяка и отправился ловить беглеца. Саше показалось, или тот тоже с трудом сглотнул?

— Потому что у него не ножки, а лапки, и не две, а четыре. Если бы у тебя были лапки, ты бы еще быстрее бегал, — ответила Сашка малышу, обнимая его за плечи. Илюша привычно ткнулся ей в живот, и в груди сжался очередной комок. Похоже, у жены Яланского сердца нет совсем.

— Папа может все, — Роман вернулся через несколько минут, держа двумя пальцами за загривок полосатого шкодника. — А-ну брысь от ванны!

Дети, восхищенно расступились перед отцом, тот сгреб одной рукой все четыре лапы котенка и скомандовал:

— Саша, мой его, пока он от страха не обделался.

Котенок и в самом деле смотрел на Яланского с таким ужасом, что даже забыл, как надо орать. Впрочем, тут же вспомнил, стоило Роману вернуть его Сашке, держащей наготове полотенце. Она передала туго завернутого кота Илюшке:

— Держи. Ты будешь нести котика, а ты, Дашенька, придерживай Илюшку, я сейчас приду.

Дети, счастливые и торжественные, понесли пищащего котенка, при этом оба ласково уговаривали его не пищать и обещали напоить теплым молочком.

— Надо же, сколько счастья, — глядя им вслед, сказал Роман, — кто бы мог подумать?

— Они же маленькие, Рома, и он маленький, — Саша принялась ликвидировать последствия мытья кота, — конечно, им интересно.

— Подожди… — он взял ее за руку, привлек к себе и затянул поцелуй, но в этот раз добавилось что-то совершенно новое.

Саша это чувствовала, но не могла определить, что, пока не заглянула в его глаза. Он держал ее так бережно и осторожно, словно она была очень хрупкой и дорогой. И именно так он целовал ее, как самую драгоценную драгоценность, а в потемневших глазах светилась признательность. Благодарил за сына? Так может, он будет еще больше благодарен за дочь?..

— Ром, — прошептала, увернушись от настойчивых губ, Роман явно входил во вкус, усевшись на край ванны и отодвигая губами вырез домашнего платья, — Ром… — и задержала дыхание.

— Ммм, — он добрался до груди, и теперь ласкал ее через кружево, и Саша понимала, что совсем не время и не место, в любой момент могут вернуться дети, но так хотелось, чтобы он не останавливался, а он и не останавливался, и в конце концов ей пришлось обхватить его лицо ладонями и чуть ли не силой потянуть вверх.

— Пожалуйста, не торопи меня, ладно? — она дышала прерывисто, ноги не держали совсем и то, что она хотела сказать, никак не говорилось, словно на эти слова наложили магическое заклинание. Она хотела сказать и не могла. О Дашке.

— Да, да, конечно, Сашенька, — он крепко сжал объятия, и только благодаря этому Саша могла держаться на ногах, — прости, я увлекся, девочка моя родная…

— Мама, папа, он опять сбежал, — два детских голоса, наполненные отчаянием,  напомнили им, что с любовью следует повременить.

— Кажется, у меня есть шанс получить статус лучшего ловца кошаков, — Роман снова так же пронзительно-бережно пробежался губами по Сашиной шее, заставляя ее вздрагивать от каждого прикосновения, а потом шепнув ей в волосы: — Жду! — вышел из ванной с грозным окриком:

— Где ты, негодный полосатый хулиган? Сейчас я тебе догоню!

Сашка схватилась за стену и присела на край ванны, поправляя платье и волосы. Вот так ее и затягивает ложь, словно в трясину, и чем дольше она молчит, тем сложнее ей признаться и рассказать Роману правду. «А может не надо вообще ничего пока говорить? Что это изменит? Ведь у нас и так все хорошо, Роман любит Дашку и меня, кажется, тоже…» Так страшно было разрушить эту идиллию, как тогда, когда все рухнуло, и она едва сумела выбраться из-под обломков. Сейчас не выберется, у нее больше не хватит сил.