А сегодня, можно сказать, затишье перед бурей.

– О боже! – Мой рот сразу увлажняется при виде пира, который мама устроила. Я заливаю слюной всю дорогу к столу. – Мама, ты величайшее сокровище во всем мире.

– Спасибо, мами. – Она целует меня в лоб и сажает меня на стул. – А теперь ешь! Ты так исхудала, Деми. Что происходит? Что-то не так?

Я слегка хмурюсь. После разрыва у меня пропал аппетит, и он возвращается только сейчас, но я не думала, что потеряла в весе. Вся одежда еще нормально на мне сидит.

Поскольку лгать моей матери невозможно, я отвечаю:

– Давай дождемся папу. Я скажу вам обоим сразу.

– Диос мио[20]! Я знала. Что-то случилось. Скажи что! Маркус! – кричит она в дверной проем, и у меня тут же разрываются барабанные перепонки. Я удивлена, что со стен столовой не падают картины.

Мой отец не торопится спускаться вниз. Он научился различать крики мамы и их громкость и ясно понял, что это не чрезвычайная ситуация. Когда он наконец заходит в комнату, то приветствует меня объятиями и поцелуем.

– Привет, детка.

– Привет, папочка. – Я протыкаю вилкой глубоко прожаренную крабовую котлету и кладу ее себе на тарелку.

– Что случилось? – Он смотрит на маму, садясь на свое обычное место во главе стола.

– Деми хочет что-то нам рассказать.

Он переводит взгляд обратно на меня.

– Да? И что же это?

– Может, дадите мне сначала доесть эту вкуснейшую крабовую котлету? – Я жую особенно медленно, смакуя, беру приготовленную по-кубински креветку с одной из тарелок и быстро засовываю ее в рот. – М-м-м? Ты их пожарила с ананасом? И чесноком? Так вкусно.

Я тяну время, и мама это знает.

– Положи креветку, Деми.

Эх.

– Хорошо. – Я кладу вилку на тарелку, проглатываю еду и вытираю рот салфеткой. – Мам, тебе лучше тоже сесть.

Они оба сразу же пугаются.

– Диос мио! – опять кричит она. – Ты беременна! Маркус, она беременна!

У меня взлетают брови.

– Что? Нет! Я не беременна. Господи. Сядь уже. – Я торопливо добавляю: – Пожалуйста.

Мама усаживается на стул рядом с отцом. Я хватаюсь руками за скатерть и прочищаю горло, словно собираясь прочитать унылую лекцию.

– Так, во-первых, еще раз на всякий случай: я не беременна. – Я предупредительно на них смотрю. – Но это связано с Нико, и мне нужно, чтобы вы оставались спокойными…

– Он в порядке? – с ужасом говорит мама. – Он что, в больнице?

– Нет, он не в больнице, и я буквально только что попросила вас оставаться спокойными. Можете, пожалуйста, пообещать, что дадите мне договорить, прежде чем начнете высказываться?

Папа машет своей большой ладонью.

– Говори.

– Пообещайте, – требую я.

Они оба бормочут обещания.

Я выдыхаю.

– Мы с Нико расстались пару недель назад.

Когда мама открывает рот, я, как каратистка, разрезаю ладонью воздух. Она закрывает рот.

– Я знаю, что это не то, что вы хотели бы услышать, – продолжаю я, – и, поверьте мне, я тоже не ожидала, что так случится. Как мне казалось, мы были счастливы вместе, и в наших отношениях все было хорошо.

Папа рычит:

– Что он натворил?

Он меня перебил, но я отвечаю:

– Он мне изменил.

Воцаряется тишина.

– Это было… спьяну на вечеринке? – Маме хватает наглости говорить это с надеждой.

– Даже если бы было спьяну, это все равно непростительно, – твердо говорю я.

– Ну, это намного менее непростительно, чем если бы он…

– С тремя разными девушками, – перебиваю я, и ее рот снова захлопывается. – Моя подруга, сестра его коллеги и случайная девушка, которую он встретил у бара, когда тусовался с друзьями. – В третьей измене он признался, когда заваливал меня сообщениями со своими раскаяниями. – С четырьмя, если считать девушку, с которой он изменил мне в старшей школе… – Еще одно милое признание по переписке, хотя в этом случае скорее подтверждение. – Поэтому нет, никакой надежды и никакого прощения. Я официально с ним покончила. Возможно, однажды я смогу опять с ним дружить, но только ради наших семей, а не себя.

– О, Деми, – печально говорит мама.

– Разумеется, я не буду вас просить перестать общаться с Дорой и Хоакином, но… – Я медлю, сцепляя вместе ладони. – Я знаю, что мы пригласили Дельгадос на Рождество, но, я вас умоляю, может быть, получится попросить их не приходить?..

Папа, в реакции которого была только поддержка, когда я рассказывала о неверности Нико, теперь выглядит смущенным.

– Но все уже запланировано, солнышко. – Я хорошо знаю своего отца: он не хочет плохо выглядеть перед своими друзьями.

– Я понимаю, но я прошу вас как ваша единственная дочь поставить в данном случае мое благополучие на первое место. Я не могу провести Рождество с Нико и его семьей. Просто не могу. Расставание еще слишком свежо, и это будет слишком неловко. Это… это причинит мне боль, – тихо говорю я и отвожу взгляд, потому что ненавижу показывать папе свою ранимость. Он так силен, что рассыпаться перед ним на части кажется грандиозным провалом.

Но слова имеют желаемый эффект. Со слезами на глазах мама встает и подходит ко мне, чтобы обнять.

– О, мами, мне так жаль.

Обнимая ее в ответ, я смотрю на отца, который все еще пытается объяснить действия Нико.

– Ты правда не хочешь дать ему еще один шанс?

– Правда, – говорю я сквозь стиснутые зубы. – Я не могу.

По лицу папы пробегает уныние.

– Я знал этого парня с тех пор, как ему было восемь. У него всегда крепко сидела голова на плечах.

– Я тоже так думала.

– Тут точно все не так просто. Возможно, Нико…

– Он изменил мне, папа.

– Я не оправдываю это, – быстро говорит он. – Обещаю, что нет. Я только хочу сказать, что, возможно, тут все не так просто. Возможно, у Нико эмоциональные проблемы, о которых мы не знаем, или проблемы с наркотиками, или…

– Или он просто хренов мудак, – выпаливаю я.

Глаза папы сужаются.

– Следи за языком.

– Нет, я не буду следить за языком, и я не буду стоять тут, пока ты всерьез пытаешься меня убедить, что мой неоднократно изменивший мне бывший парень стоит еще одного шанса. Ни за что, папа. Я не собираюсь к нему возвращаться и оправдывать такое поведение. Между нами все кончено.