– Да нет, не хотелось бы.

– Вот и мне не хочется. Сегодня с утра пораньше я уже поцапался по этому поводу с матерью. Сказал ей, что хочу уволиться, а она говорит, что никакой другой работы я в этих местах не найду. Из-за меня она опоздала на работу. Видел бы ты, как она разозлилась! – Он откинул со лба иссиня-черные волосы и прицелился. – Знаешь, что надо бы сделать с Уэстоном Таггертом?

Он быстро прицелился и выстрелил три раза. Две банки завертелись вокруг своей оси, бутылка разбилась.

– Зоркий Глаз, – усмехнулся Кейн, любуясь результатами Джека.

– Я просто представляю на месте мишени гнусную башку Таггерта.

«Не ты один», – подумал Кейн, а вслух сказал:

– Будь осторожен, не болтай об этом с кем попало.

– А до него все равно все доходит через мою сестру. – Тонкие темные губы Джека скривились. – Почему ей хочется быть шлюхой этого подонка – ума не приложу. Он же ее просто использует!

– Он всех использует.

– Может, мне пора начать трахать его младшую сестричку? Посмотрим, как ему это понравится!

– Оставь ее в покое, Джек. Она еще маленькая. И какая-то чокнутая.

– Ну и что? Кристи тоже совсем еще соплячка, но она ложится под этого сукина сына. А когда он ей изменяет, она притворяется глухой и слепой.

– Она рано или поздно поумнеет.

– Или забеременеет, – проворчал Джек. – Ладно, пора идти. Увидимся позже. Может, мне повезет, и меня наконец уволят.

Закинув ружье за плечо, он торопливым шагом направился прочь по межевой дорожке между полей.

– Ни за кого ты не выйдешь замуж, а уж тем более за Таггерта! И это мое последнее слово! – объявил Датч за обеденным столом, весь красный от негодования. – Черт возьми, стоило мне отлучиться на пару дней, и что я нахожу по возвращении? – Он устремил взгляд холодных голубых глаз на самую младшую дочь. – Тебя видели выпивающей в компании Уэстона Таггерта, хотя тебе еще нет шестнадцати! Ты что, решила пойти по стопам своей сестрицы?

В приступе ярости он оттолкнул от себя тарелку, и мясной сок от толстого куска филе брызнул на льняную скатерть.

– Ради всего святого, Бенедикт, сдерживай себя! – Напряженное лицо Доминик побелело, она презрительно поджала губы. – По крайней мере, у сыновей Таггерта есть респектабельность.

– Ты, очевидно, имеешь в виду деньги, – поправила ее Тесса, и Миранда от души пожелала своей младшей сестре заткнуться. Когда их отец пребывал в таком настроении, с ним лучше было не разговаривать вообще.

– Во всей этой поганой семейке нет ни на грош респектабельности! – Датч вскочил на ноги и зажал в зубах сигару. —Я знал, что это случится! – крикнул он жене. – Разве я тебе не говорил об этом всякий раз, как каждая из них появлялась на свет? От девчонок одни неприятности.

– Я знаю, ты хотел сыновей, – в голосе Доминик прозвучали горечь и разочарование.

Клер закусила нижнюю губу, Тесса закатила глаза, а Миранда нахмурилась.

– Да уж можешь не сомневаться, я хотел сыновей. Сильных, здоровых мальчишек. Они бы унаследовали все, ради чего я работал. А что эти? – Он обвел дочерей налитыми кровью глазами. – Зря я не отослал вас в закрытые школы! Черт, ваша мать только о том и мечтала, чтобы вы учились где-нибудь в Швейцарии или во Франции. И поверьте, вы у меня мигом вылетите отсюда, если я услышу еще хоть слово о ком-нибудь из Таггертов.

– Но я люблю Харли! – закричала Клер, впервые в жизни бросая вызов отцу.

Миранде ужасно хотелось пнуть ее под столом. Сейчас не время спорить с отцом. Надо дать ему время остыть.

– Ах, ты его любишь? – издевательски усмехнулся Датч. – И, я полагаю, он любит тебя?

– Д-да, – сказала Клер, судорожно сглотнув.

– И поэтому он все еще бегает, как собачка, по следу этой Форсайт?

– Что?

– Датч, прекрати! – воскликнула Доминик.

– Ей следует знать, с кем она имеет дело. Я поручил одному из моих охранников проследить за Харли Таггертом, потому что подозревал нечто в этом роде. И оказалось, что твой драгоценный Харли, подаривший тебе это чертово колечко, опять встречался с ней.

– Это неправда!

Датч покачал головой, поражаясь наивности Клер.

– Разумеется, это правда! Но ты так его любишь, что не желаешь видеть того, что делается у тебя под носом! А что касается Уэстона, – продолжал Датч, поворачиваясь к самой младшей дочери, – верности в нем не больше, чем в кобеле, учуявшем суку в течке. Этот парень не смог бы удержать на себе штаны даже ради спасения собственной жизни. Так что говорю вам обеим: держитесь подальше от Таггертов. – Наконец он устремил пристальный взгляд на Миранду. – Слава богу, хоть у тебя есть капля здравого смысла, когда речь заходит о мужчинах.

Миранда внутренне съежилась. Если тут кто и лицемерил, то именно она. Ее сестры действовали в открытую, а вот она встречалась с Хантером тайком, боясь реакции отца. Но она устала разыгрывать из себя примерную девочку и чувствовала, что надолго ее не хватит.

– Девчонки! – воскликнул Датч, на этот раз обращаясь к жене. – Дерьмо!

Миранда опустила голову. Этот спор между ее родителями не угасал годами. Доминик подвела Датча, родив ему только дочерей. Ни одного сына. Он просил ее, умолял, уговаривал, требовал, чтобы она зачала еще одного ребенка, на этот раз мальчика, но она отказывалась, уверяя, что последняя беременность ее чуть не убила. Она заявила, что больше не будет рисковать собой ради продолжения рода Холландов.

Эти сцены всегда происходили за закрытыми дверями, и Миранда подумала, что до сих пор Тесса и Клер не подозревали, как глубоко их отец разочарован ими. Самой Миранде повезло меньше, ее спальня имела общую стену со спальней родителей. И не было между двумя комнатами ни разделявшей их ванной, ни глубокого стенного шкафа, которые могли бы заглушить звуки скандальных или любовных сцен. Миранду буквально тошнило, когда она слышала, как они катаются по постели, пыхтя и задыхаясь, сразу после очередной ссоры. К счастью, в последнее время они стали заниматься любовью все реже. Доминик обвиняла мужа, что во всем виноват он сам. Очевидно, он был в недостаточной степени мужчиной, раз не смог зачать сына за три попытки.

Когда Миранда была младше, то чувствовала себя виноватой и старалась всеми силами угодить Датчу, завоевать его расположение, стать ему сыном, которого у него никогда не было. Она была умна, превосходно училась в школе, стала капитаном дискуссионного клуба, работала в школьной газете, получила приглашения от нескольких элитных колледжей. Но, черт побери, она не могла отрастить у себя мужские половые органы, а будучи женщиной, она была ему не нужна.

К восемнадцати годам Миранда начала понимать, что ей никогда не добиться признания отца. Никакие успехи и достижения не заставят его гордиться ею, поэтому она перестала стараться. Теперь она решила жить ради собственного удовольствия – и впервые за все эти годы была почти счастлива.