– Тебе звонят, Уэстон! – крикнула сверху Пейдж. – Это Кристи.

– Черт побери!

Харли хватило наглости ухмыльнуться.

– По крайней мере, я не трахаюсь с индейской девкой просто шутки ради. Бьюсь об заклад, ее братец не в восторге от того, что ты сделал ее своей наложницей. А может, он не в курсе? Может, его надо просветить? Джек Сонгберд не из тех, с кем приятно встретиться на узкой дорожке.

– Я же сказала: тебе звонит Кристи! – Голос у Пейдж был пронзительный, как звук циркулярной пилы.

– Скажи ей, что меня дома нет! – заорал в ответ Уэстон.

С громким топотом Пейдж спустилась по лестнице в подвал.

– Я уже сказала ей, что ты здесь играешь в бильярд.

– Черт бы тебя побрал, Пейдж. Не могла придумать что-нибудь поумнее? – Уэстон подошел к бару, жалея, что заранее не догадался налить себе чего-нибудь покрепче, и снял трубку отводного аппарата. – Слушай, Кристи, я сейчас занят. Перезвоню позже.

– Погоди минутку. Джек сегодня приходил на работу? У Уэстона засосало под ложечкой.

– Он опоздал.

– Но он там был?

– Ага. Пока я его не уволил к чертям собачьим.

– Ты... Что ты сделал?

– Он уволен. Твой брат был худшим работником у нас в сортировочном цеху, Кристи. Я его уволил.

– Но ты не мог...

В ее голосе звучала такая горечь, что что-то дрогнуло даже в его очерствевшей душе. Да, Кристи напоминала вирус, проникающий прямо в кровь; от нее невозможно было избавиться. Уэстон сомневался, что когда-нибудь сумеет окончательно с ней порвать.

– Тем не менее я это сделал. Если не веришь, спроси его.

– Я бы спросила, но он еще не вернулся домой.

– Так поищи его в местной пивной. Скорее всего, твой братец топит свои горести в водке.

– Ты подонок, – бесстрастно отчеканила она.

– Я никогда этого не скрывал.

Перед тем как повесить трубку, Кристи пробормотала что-то на языке индейцев чинук. Была у нее такая привычка, неизменно выводившая Уэстона из себя. Ему было неприятно слушать тарабарщину, и, хотя Кристал, скорее всего, просто выругала его, подобрала какой-то индейский эквивалент «подонка», у него возникло тревожное ощущение, что она произнесла заклинание и навела на него порчу. Конечно, он во все эти индейские заклятия и прочую чушь не верил, но по коже у него поползли мурашки, когда он повесил трубку.

– Бунт в гареме? – насмешливо осведомился Харли.

– Не умничай! – буркнул в ответ Уэстон.

Не станет он портить себе кровь из-за шуточек своего брата, выходок ненормальной сестрицы и проклятий индейской шлюхи. В конце концов, он не кто-нибудь, а Уэстон Таггерт и может делать все, что пожелает, черт возьми!

Опять его старик напился. В который раз.

Казалось бы, невелика новость, но в этот вечер Кейн готов был на куски его разорвать. Он и сам не понимал, что с ним творится, но с тех самых пор, как Джек рассказал ему о помолвке Клер Холланд и Харли Таггерта, Кейн буквально напрашивался на драку. Он просто умирал от желания врезать кулаком по стене, по стволу какого-нибудь дерева или по самодовольной роже Таггерта. Не обязательно в таком порядке.

– Сукин сын! – прошипел он, нащупывая на обшарпанном комоде связку ключей. Они оказались в пепельнице.

Была середина месяца, Хэмптон потратил все, что мог, на дорогую выпивку и вот уже полторы недели как перешел на свое обычное пойло, то и дело поминая бывшую жену – хитрую, подлую суку, бросившую его, несчастного калеку, одного воспитывать упрямого парня.

Господи, до чего же ему все это обрыдло. Он чувствовал себя как в ловушке, запертый в этой гнусной хибаре наедине с озлобленным калекой, отвергавшим любую помощь. Милосердные, набожные горожане не раз предлагали Хэмптону работу: в скобяной лавке, на консервной фабрике, даже в страховой компании, но Хэмптон Моран, бывший лесоруб, отвергал благотворительность. Нет, он предпочитал упиваться своими несчастьями, а если снисходил до работы, это была работа, которую он сам выбрал: выпиливание деревянной скульптуры.

Лужайка перед домом и переднее крыльцо были завалены холмиками опилок и образцами его искусства: непроданными фигурами оскаленных медведей, свирепых индейцев, кривоногих ковбоев с зубочистками в углу рта, вздыбленных коней с обезумевшими глазами и развевающимися гривами. Резал Хэмптон исключительно из древесины сосен – то есть деревьев, ставших в свое время причиной его увечья, словно вступил в негласную войну с лесами, окружавшими Чинук. Своими врагами он считал все без исключения годные к спиливанию древесные стволы – и любого человека, носившего фамилию Холланд.

Туристы иногда останавливались поглазеть на его поделки, считая Хэмптона эксцентричным художником, выражавшим в причудливых скульптурных фигурах какую-то темную сторону своей души. Они не подозревали, что он просто цепляется за свою озлобленность, словно это дар божий, и заливает мозги дешевым алкоголем.

Кейн считал увлечение отца собачьей чушью. Хлопнула входная дверь – Хэмптон выкатил свое кресло на крыльцо. Черт побери, как не вовремя! Кейн, выругавшись, перелез через подоконник, повис на вытянутых руках и мягко соскользнул на землю. Нет, он вовсе не собирался удирать из дому украдкой – отец, скорее всего, даже не заметит его отсутствия. Просто он не желал объясняться со стариком в этот вечер.

Ему хотелось повидать Клер. Хотелось до боли, до ломоты в костях. Хотя он и знал, что это ошибка.

Кейн врубил мотоцикл и помчался по темному ночному шоссе, оставив свой проклятый дом позади. Мощная машина всегда дарила ему успокоение. Приятно было лететь сквозь ночь, пригибаясь к рулю на поворотах, ощущая всем телом вибрацию воющего мотора и упругое сопротивление прохладного соленого воздуха. Все быстрее и быстрее, словно сам дьявол гнался за ним по пятам, Кейн вел мотоцикл вокруг озера. За деревьями по ту сторону озерной глади, освещенной луной, он уже видел теплые огни в окнах ее дома и даже дым, идущий из печной трубы. Прямо-таки картинка из книжки по американской истории, черт бы ее побрал. Ворота были открыты, и Кейн, не раздумывая ни минуты, смело миновал их. Оставив мотоцикл у гаража, он стиснул зубы и направился к крыльцу. Он сам не знал, решится ли позвонить, но, к счастью, увидел Клер на террасе. Она сидела на качелях, подтянув ноги к подбородку и обхватив их руками. Ее глаза, глядевшие прямо на него, блестели в лунном свете.

– Что ты здесь делаешь?

– Тебя ищу.

Он не двинулся с места, просто стоял и смотрел, как лунный свет играет в ее волосах.

– Меня?

– Я слыхал, ты замуж выходишь.

Ее улыбка показалась ему напряженной и вымученной.