— Чай сделала.

Квартира не была пустой, Аня Лепехина приехала вместе с ним. Никита вдруг поймал себя на том, что рад этому — оставаться одному было бы сейчас невыносимо.

— Да, спасибо.

Он идет на кухню, глядя в затылок своей гостьи — каштановая прядка выбилась из аккуратного пучка, и только это говорит о том, что собиралась девушка в спешке.

После того как они приехали из больницы, пришлось ехать на похороны, а оттуда снова в больницу, и за этой суетой как бы немного схлынул стресс. Ну, так Никите казалось. Но вот они приехали домой, и снова-здорово, он ощутил знакомый холодок в груди. И бессонные часы сказались, конечно.

— Я думаю, с ней все будет хорошо. — Перед Никитой возникла его любимая чайная чашка. — Я сразу прибежала, как только звук падения услыхала, и сразу в «Скорую» позвонила, потом уже полицейскому. Так что, я думаю, с ней все будет в порядке.

Никита кивнул, думая о том, что Лепехина права. И это она спасла его мать, когда он постыдно спал, а теперь врачи сделают все возможное. И невозможное, наверное, тоже сделают.

Но дело в том, что мать пострадала из-за него.

Из-за того, что он женился на Габриэлле, из-за его дремучей глупости и самонадеянности — ведь можно было что-то заметить, пока они жили вместе. Все эти несчастные случаи, ее постоянное радостное нетерпение в глазах, словно она ожидает чего-то прекрасного и забавного. Не бывает так у нормальных людей, сейчас-то он понимает это, а тогда…

Тогда он был просто счастлив.

И за его счастье расплачивается мать. Потому что какие-то недоумки решили, что будет весело и правильно изводить его.

И если бы не Габриэлла, не ее подлость и мерзкое предательство, он жил бы сейчас той жизнью, которую строил для себя много лет: отличная работа, прекрасная жена, хорошие друзья, шашлыки по выходным и походы на байдарках, а то и в горы, а в отпуск — на острова, например.

А теперь он сидит в старой бабушкиной квартире, в компании менеджера Лепехиной и отчаянно не хочет, чтобы она сейчас встала и ушла, уехала на свою улицу Лизы Чайкиной, в какую-то отдельную от него, Никиты, жизнь. Потому что тогда он окажется наедине со своими мыслями и со своей неспособностью хоть что-то предпринять, чтобы прекратить это тотальное безобразие. А еще потому, что ему уютно с Аней. Спокойно и уютно, словно знакомы они целую жизнь, и с десяток прошлых жизней тоже.

— Этому конца не будет. — Никита сжал в руках теплую чашку. — Даже если найдут этих, придут другие. Дело-то не в этих конкретно взятых идиотах. Дело в том, что вся эта ложь вокруг меня не утихает слишком долго. Я сначала думал: ну, поговорят люди и забудут, но оно и не думает идти на спад. Наоборот, я просмотрел комментарии в интернете, и там ад.

— Я знаю. — Анна вздохнула. — Полицейский обещал мне этим заняться, но я предлагаю тоже не сидеть сложа руки. Есть у меня один приятель, он в интернете просто живет: игры, соцсети и вообще все, что только можно, перенес из реального мира в виртуальный. Из дома не выходил уже несколько лет. Покупки делает через интернет, зарабатывает там же, оплачивает доставку продуктов и прочего тоже через интернет, и, по сути, его все устраивает. Я свяжусь с ним, и мы к нему приедем. Пусть он что-то нам посоветует. Как такая идея?

— Другого ничего нет, надо же с чего-то начинать. — Никита отпил остывшего чая и задумался. — Пожалуй, это разумное предложение. Нужен человек, который в курсе всей этой «кухни». Сидеть и ждать, пока полиция пошевелится, нет смысла, у них и другие дела есть, не бросят же они их ради меня одного.

Казалось, они обсуждают какую-то новую идею по работе, но Никита вдруг подумал, что они обоюдно избегают обращаться друг к другу. Ни на «вы», ни на «ты», и по именам тоже, потому что по имени-отчеству вроде бы глупо. И от этого нужно постоянно думать, как выстроить фразу, чтобы она звучала органично.

А это отбирает время и вообще непродуктивно, а значит, нужно внести ясность в данный вопрос, но как?

— Еще чаю?

— Нет, спасибо.

И эта официальная взаимная вежливость тоже выглядит по-идиотски, но извечное решение насчет перейти некую грань между общением директора и подчиненной и общением людей, только что вместе переживших сильный стресс, оказалось сложной задачей для обоих.

А потому они избегали обращаться друг к другу вообще. Строить предложения, в которых не было личных обращений, было непросто, но гораздо проще, чем переходить грань, которую ни один из них не знал, как перейти.

— Я предлагаю сейчас лечь спать. — Анна с сожалением смотрит на осунувшееся лицо Никиты. — Нужно отдохнуть, а завтра с новыми силами примемся решать наши проблемы. Пора положить конец этому безобразию. Пока полиция будет там что-то расследовать, может пройти время, а времени у нас нет.

— Согласен. Правда, я совсем не представляю, что можно сделать.

— Я тоже. — Анна собрала чашки и принялась их мыть. — Но человек, к которому мы поедем, знает. Вот я просто уверена, что знает.

— Я позвоню в больницу.

— Мы же только что оттуда. — Анна подала Никите вымытые чашки, и тот поставил их на сушилку. — Если бы что-то произошло, нам бы позвонили, у всех есть наши телефоны, я оставила. Нет смысла беспокоить людей, а нам надо поспать, мы оба выглядим как пара оживших покойников.

— Да, согласен. Ты не хочешь подзарядить телефон?

Он видел, с каким облегчением Аня сунула погасшую трубку в сумку, но только теперь понял почему: она не хотела говорить со своей матерью. И, рассмотрев эту даму, он был готов согласиться с Аней — ничего хорошего разговор не принесет.

— Тебе все равно придется с ней поговорить. — Никита тронул пальцами ладонь девушки. — Оставь телефон на зарядке, не включая, поговоришь с ней потом. Но ты же сама знаешь, что придется.

— Это будет не разговор, а монолог. — Аня вздохнула, вспоминая вечер накануне и как уютно ей было здесь с матерью Никиты. — Она… они с отцом, оба… им ведь не я важна, а чтоб я не создавала проблем. Им важны приличия, понимаешь? Причем не те приличия, не общепринятые, а те, которые придумали они сами. В этом смысле их брак идеальный: каждый из них живет той жизнью, которой считает нужным, но внешне они идеальная семья. И я нужна им для создания картинки этой идеальной семьи, а больше ни за чем. В идеальной семье должен быть ребенок. Обязательно должен. Вот они родили меня примерно с той же целью, с какой приобретают модную собачку или дизайнерскую вазу.

— Но погоди, не все так плохо. Они же вырастили тебя!

— Меня, то есть нас, растили нанятые няньки. Мать считала, что мне нужно общение, а с матерью Игоря она дружила едва ли не с рождения, а потому мы росли вместе. При этом к нам выдвигались невероятные требования: манеры, допустимая одежда, учеба. А когда Игорю исполнилось четырнадцать, моя мать запретила ему приходить в дом. Знаешь почему?

— Скажи, буду знать.