Но сам он знает: случись все снова, и он все равно поехал бы к Никите Радецкому, потому что если отвернуться от совершающегося преступления просто потому, что оно официально не в твоей юрисдикции, то уважать себя потом будет не за что.

А Виктор привык себя уважать. А главное — подавать правильный пример детям.

Семья для него значила очень много. Их с Раисой тандем он считал наиболее приемлемой для себя формой взаимодействия пары, когда равноправие партнеров заложено в основу отношений изначально, при этом каждый выполняет свою функцию. Виктор всегда считал, что полноценное воспитание детей возможно лишь в семье, где царят гармония и счастье. Вторым краеугольным камнем воспитания он считал личный пример родителей. Работая в полиции, он регулярно сталкивался с людьми, которых неправильно воспитали, не заложили им нравственные ориентиры, отторгающие саму идею совершения преступления. Не карательные меры, а профилактика — и все начинается в семье. И можно до хрипоты рассказывать ребенку насчет «хорошо-плохо», но ребенок будет поступать так, как поступают родители.

Или же вообще в грош родителей не ставить, потому что их образ жизни вызывает презрение.

Виктору было важно знать, что его дети уважают их с Раисой как родителей и как просто людей, делающих свое дело профессионально и старательно. Не торгуя совестью и не ломая чужие жизни в угоду какому-то своему интересу.

Именно потому оставить Никиту Радецкого один на один с его бедой Виктор не мог. И да, теперь его семья вынуждена скрываться, но, не начни он копать вокруг Никиты, не набрел бы на череду подозрительных смертей. А ведь кое-кто из списка комиссии генерала Радецкого еще жив. Хотя, судя по всему, это просто вопрос удачи. И генерал что-то подозревал, не мог не подозревать. Потому его убили, какой там сердечный приступ.

Виктор достал из холодильника судок с жареным мясом, за ним — зеленую эмалированную кастрюлю с супом. Раиса не любила этой моды на стальные кастрюли, ей были по душе эмалированные расписные бока, а потому время от времени она просто покупала новый набор кастрюль, и все.

Налив суп в тарелку, Виктор поставил ее в микроволновку разогреваться, вернул кастрюлю в холодильник и выудил из судка кусок мяса. Ощущение того, что он один, нарастало. Конечно, семья теперь в безопасности, но дело в том, что ему сейчас было ужасно в пустой квартире.

— Поехать на работу, что ли…

В его кабинете был диван, и Виктор всерьез подумывал провести ночь там. Потому что выше его сил лечь в их с Раисой кровать, пахнущую счастьем и уютом, и ворочаться там, прислушиваясь к пустоте вокруг.

Поставив пиво в холодильник, Виктор решил, что как раз пива ему не хочется. Одновременно с кухонной возней он мысленно продолжал прокручивать в голове все факты, которыми располагал на этот момент. Систематизировал их, раскладывая по полочкам в своей голове, оценивал значимость того или иного факта, и многое из того, на что он еще днем не обратил внимания, встало перед ним большим вопросительным знаком.

Кто организовал череду убийств среди членов комиссии Радецкого, а также членов их семей? Зачем вообще было трогать семьи после того, как убивали главного фигуранта? Если генерал Радецкий был убит, почему не расправились с его семьей?

— Нужен отчет комиссии. — Виктор наполнил электрический чайник водой и щелкнул кнопкой. — Ответ именно там, я уверен. Просто каким боком тут мошенничество с квартирой и нынешняя интернет-война? Слишком громко, слишком на виду… нет, это выбивается из общего стиля преступлений. С военными и их семьями расправились тихо, все выглядело как несчастный случай, болезнь или самоубийство. А тут такая война, все эти видео… никак не сходится одно с другим.

Пискнула микроволновка, сообщая о готовности супа. Виктор достал тарелку, с удовольствием принюхиваясь к легкому парку, поднимающемуся над тарелкой.

Его жена умела готовить, она вообще все на свете умела, и любая работа, за которую она бралась, всегда оказывалась сделана очень качественно и в срок.

Открыв ящик, Виктор достал ложку.

Что-то неуловимое вдруг почувствовал он, что-то, чему не успел дать определение, но рука схватила Раисин нож для разделки мяса, который лежал тут же, в ящике. Виктор знал, что не успеет обернуться, он знал, что у него уже нет времени, но хороший стальной нож, сделанный трудолюбивыми заключенными в одной из колоний, оказался как нельзя более кстати. Например, чтобы умереть с оружием в руках и обеспечить себе вечный пир в чертогах Валгаллы.

Хотя, безусловно, Виктор ни в какую Валгаллу не торопился.

— А ведь простой выстрел решил бы проблему гораздо эффективнее. — Виктор обернулся и посмотрел себе под ноги. — Хорошо, что жена убедила положить плитку, а я ламинат хотел. То-то имел бы сейчас проблему, кровь затекла бы под него, такая улика хранится годами, а плитку вымою с хлоркой, и как ничего и не было. И что тут у нас?

На полу корчится человек, одетый в темный спортивный костюм. Лица не видно, а нож вошел прямо в живот. Виктор задумчиво смотрит на незваного гостя, прикидывая, что же теперь с ним делать. У него возникает крамольная мысль — закончить начатое, а потом по-тихому вывезти труп и сбросить с обрыва в реку.

И пусть весь мир подождет.

— Свидетелей нет, мы тут только вдвоем. — Виктор устроился на табурете и перевернул корчащегося от боли громилу на спину. — Я даже добивать тебя не стану, просто подожду, пока ты сам отойдешь в мир иной. Потом погружу тебя в багажник, свезу на Остров и сброшу с обрыва. И поплывешь ты, куда течение понесет. И возрадуются рыбы, например. Или раки. Особенно на третий-четвертый день, когда ты примешься гнить. Им это как коту валерьянка, обглодают тебя довольно быстро, так что если ты сейчас не ответишь на мои вопросы, то я отправлю тебя в речной круиз.

Лицо человека искажено гримасой боли, но он молчит. Виктор не спеша рассматривает своего несостоявшегося убийцу — невысокого роста, щуплый, тонкокостный, лет тридцати, коротко стриженные русые волосы, небольшие, чуть раскосые светлые глаза и нос картошкой. Ну, совершенно не похож он на убийцу. Тем не менее — вот он, в его квартире. Правда, никакого орудия убийства рядом с ним не видно.

— Ты меня голыми руками собирался убить? — Виктор озадаченно оглядывает пол на кухне. — Ну, брат, ты явно не страдаешь от комплекса неполноценности.

Раисин нож торчит из живота парня, и хорошего ножа Виктору жалко. Надо бы его извлечь, отмыть и вернуть на место. Правда, вполне может быть, что парень тут же загнется, но, значит, такая уж судьба.

— Если хочешь, чтоб я позвонил докторам, начинай говорить, — неожиданно Виктору начинает хотеться пива. — Кто ты, как сюда попал и что собирался сделать. А главное — кто тебя надоумил, и вообще выкладывай все, что знаешь.

— Ты покойник.

Парень цедит слова сквозь сжатые зубы, и ему, похоже, очень больно. Виктор с сожалением думает о том, что не может сейчас позвонить Дэну и спросить совета, а совет ему очень нужен. Но он не имеет никакого права втягивать лучшего друга в такое дело. Потому что, если парень умрет, Виктор не станет давать делу официальный ход, поскольку это означает поставить под удар свою карьеру, жизнь, будущее своей семьи. Ставить под удар все, что он достигал долгие годы, и как раз посреди расследования, которое и без того является настолько горячим, что удержать невозможно, он не намерен. А этот тип, заметим, вломился в его квартиру и пытался его убить… Неважно, что оружия у него не было, некоторые люди сами по себе являются оружием. И совесть его мучить не будет, да и с чего бы. Он у себя дома, и если какой-то отморозок вдруг оказался здесь, да еще и угрожает, то поступит он с ним по собственному разумению.