В какой-то момент Лосгар предложил Джолетте подойти к краю крыши. Как только они поднялись с софы, раздался громкий хлопок и небо окрасил разноцветный фейерверк. Красочный, яркий, он походил на распускающиеся цветы, завораживающие своей красотой. Мелькали разноцветные вспышки, восторженно гудели улицы, где люди наблюдали за праздничным салютом, некоторые горожане высунулись из окон, не желая пропускать прекрасное зрелище.

С крыши фейерверк смотрелся особенно удивительно, но уже через минуту Джолетта поймала себя на том, что зрелище ее практически не волнует. Почувствовав на себе взгляд, она обернулась в сторону Лосгара и замерла, зачарованно глядя ему в глаза.

Он отвел в сторону выбившуюся из ее прически прядь волос и нежно провел пальцами по щеке. Подался вперед и коснулся губ таким же нежным поцелуем.

Продолжали греметь взрывы салюта, сотни тысяч искр окрашивали небо, но они не шли ни в какое сравнение с тем пламенем, какое разгоралось внутри Джолетты. Упоительное, долгое, волнующее мгновение, отпечатывающееся в каждой клеточке тела и каждом уголке сознания…

— Выходи за меня, — отстранившись, выдохнул Арос, неотрывно смотря ей в глаза.

— Мы же и так помолвлены, — едва слышно прошептала Джолетта.

Ректор улыбнулся.

— То есть вы признаете действительность этой помолвки, леди де Лэйр?

— Только если вы действительно этого хотите, лорд Лосгар. — Она улыбнулась в ответ, но ее голос звучал серьезно. Внимательно всмотревшись в его лицо, она спросила: — Ты ведь совсем недавно говорил, что не хочешь жениться. Что изменилось?

— Я узнал тебя, — просто ответил Арос. — Настоящую. Ту, что прежде скрывалась под маской самовлюбленной аристократки. Если хочешь знать, наше обручение никогда не было для меня фиктивным.

— Я настоящая тоже не сахар, — попыталась возразить Джолетта. — Такая же эгоистичная, гордая, своевольная и…

— Ты сейчас пытаешься сказать, что мне не стоит на тебе жениться?

Она хитро улыбнулась.

— Нет. Всего лишь предупреждаю о последствиях.

— То есть согласна? — В голосе Лосгара проскользнуло волнение.

Джолетта выждала недолгую паузу, а после привстала на цыпочки и сама потянулась за очередным поцелуем, который был лучшим ответом на заданный вопрос.

— Ника, можно тебя на пару слов? — окликнула Мира, когда адепты едва волочили ноги, возвращаясь со злосчастной отработки.

Наконец-то прорицательница собралась с духом и решилась исполнить просьбу профессора Като. Она не собиралась давить на Нику или врать, а просто хотела узнать ее мнение.

Они остановились у выхода из корпуса земли, и Мира несмело спросила:

— Тебе уже рассказали о том, что произошло тогда на тренировке?

Ника кивнула.

— Я хотела поинтересоваться… Что ты об этом думаешь?

Однокурсница ответила не сразу. Она в задумчивости прикусила губу и поправила лямку сумки, висящей на плече. Ника уже и сама не понимала, как к этому относиться, и в последние дни старалась избегать подобных мыслей.

— Не знаю, — честно призналась она спустя несколько мгновений молчания. — С одной стороны, я понимаю, что, если мы с лордом Грэмом согласимся объединить силу для плетения заклинания, для меня это будет огромным риском. Но с другой… знаешь, совесть настойчиво твердит, что я должна хотя бы попытаться.

— Но ведь лорд Грэм против? — уточнила Мира, хотя ответ был и так очевиден.

— Против, — подтвердила Ника, — но, возможно, стоит попробовать его переубедить. Как ты считаешь?

Мнение подруги для нее было действительно важным, поэтому спрашивала она совершенно серьезно.

— Считаю, что стоит. — Мира попыталась вложить в голос уверенность, которой у нее не было. — Конечно, если ты сама этого хочешь. Наверное, я бы так и поступила… Сложно что-то утверждать, когда не находишься в такой ситуации.

Ника тяжело вздохнула:

— Вопрос, скорее, в том, что я должна это сделать, даже если не хочу. Ни у одного нормального человека не возникнет желания идти на верную смерть. В любом случае спасибо за поддержку. — Она слабо улыбнулась. — Я все-таки попробую поговорить с лордом Грэмом. Если за оставшийся срок он сумеет меня подготовить, возможно, у всех нас появится шанс.

Разговаривая с Никой, Мира испытывала двойственные ощущения. Она действительно считала, что той стоит хотя бы попытаться воспользоваться такой возможностью, но в то же время понимала: даже если Нике удастся развить навыки, шанс выжить будет минимальным. Разве честно, что она одна должна приносить себя в жертву, чтобы спасти мир, который даже не является для нее родным?

Мира помотала головой, отгоняя наваждение, и лихорадочно произнесла:

— Забудь! Забудь все, что я сейчас сказала. Не знаю, что на меня нашло… Ты не должна так рисковать! Пускай все маги находятся в равных условиях, и это будет честно. Совместными усилиями мы сумеем удержать дракона!

Ника удивилась такой эмоциональности обычно сдержанной однокурсницы, но виду не подала. Вернувшись в общежитие, они разошлись по своим комнатам, и, оставшись в одиночестве, Ника глубоко задумалась. Она небрежно бросила сумку на кровать, на ходу стянула одежду и пошла в душ.

Сняв свои немногочисленные украшения, в числе которых была золотая цепочка и подаренный лордом Грэмом браслет, встала под горячую воду. Почему-то в ванной ей всегда лучше думалось, а мысли прояснялись.

Первое, что ее волновало, — это собственный выбор, с которым она никак не могла определиться. Второе — как убедить Грэма согласиться на эту авантюру, если она все-таки решит использовать подвернувшуюся возможность. Конечно, в какой-то степени Мира права — все маги должны находиться в равных условиях и иметь одинаковые шансы выжить. Но ведь речь идет о целом мире! Если дракон возродится, от Дагории не останется даже пепла, и единственными выжившими будет та горстка людей, кто сейчас ему верно служит.

Мысли бродили по кругу, и Нике хотелось биться головой о стену. Она была вынуждена признаться самой себе в том, что просто боится. Боится за себя, за свою жизнь. И это было естественно.

Всю свою жизнь Ника старалась поступать правильно и помогать другим в меру своих сил. Даже те небольшие суммы, которые зарабатывала визажем, она иногда жертвовала на благотворительность или давала в долг, если ее об этом просили. У нее никогда не возникало даже мысли отказать человеку в помощи, если он просил. Нет, она вовсе не была мягкотелой, и если чужие интересы шли вразрез с ее собственными, себя Ника не обижала.

Но сейчас… сейчас все было по-другому. Она измучилась противоречивыми мыслями и вконец себя извела. Понимала, что, вероятно, Грэм прав и ей следует его послушать, но сомнения все равно не отпускали.