– Понимаешь… – начала она неуверенно. – Представь, что жизнь – это магнитофонная плёнка. Каждое событие записывается и складывается в архив-память. На кассетах сделаны надписи: «Это произошло в детстве, это в юности», ну и так далее. А ещё на этих «кассетах» делаются пометки: «Это страшное, это весёлое, это грустное». Память находит нужные записи либо по этим эмоциональным ассоциациям, либо по месту и времени. С этим понятно?

– Пока вроде да.

– Так вот. Было время, например раннее детство, когда ты ещё не могла делать пометки «время-место» на своих «кассетах», потому что ещё не было в твоём сознании этих понятий. И поэтому они хранятся безымянными. Но эмоциональные маркеры на них есть, поэтому при определённых состояниях они всплывают из памяти. Но если ты начнёшь их просматривать, то не сможешь понять, когда это было, и с тобой ли это было, и было ли вообще. То есть будет ощущение, что ты это не вспоминаешь, а придумываешь. Поэтому сознание отвергает эти «сомнительные» факты.

– То есть как?! – возмутилась Рая. – Я же помню! Вот лопухи, вот сарай. Наш сарай-то! Его всего лет пять назад снесли. И я в трусах одних. Значит, детство. Но никаких детских домов и братьев-сестёр конечно же не было. Это я придумала.

– А мама твоя могла в детстве оказаться в подобной ситуации?

– А при чём тут мама?

– А при том, что «архивы» наших предков передаются нам по наследству вместе с генами. И на них нет надписей, с кем и когда это произошло. На них только метки: «Полезный опыт», или «Нерешённая задача», или «Ошибка. Исправить!». Понимаешь?

– Хочешь сказать, я могла «увидеть» и не своё воспоминание?

– Вот именно. Но если ты будешь отвергать «файлы», на которых нет твоих личных пометок «где и когда», то многих проблем можешь и не решить, потому что их корни где-то в глубине истории Рода. А когда разрешаешь себе придумывать, то эти файлы легче распаковать, потому что сознание не сопротивляется. Главное, чтобы ты увидела ситуацию, которая создала то или иное эмоциональное состояние, и смогла её осознать и трансформировать. А где и когда это случилось, по большому счёту, не важно. Даже если этого никогда не было, значит, было что-то другое, что привело к подобной душевной боли. Ты ведь не на суде выступаешь, где клянёшься говорить только правду и ничего, кроме правды… Тебе надо расшифровать душевное состояние в какую-то историю, с которой уже можно работать. Переснять «кино», сделать счастливый конец и заново «записать на кассету» с пометкой «ошибка исправлена, задача решена, полезный опыт получен». То есть запаковать обратно в генетический архив, чтобы там пробелов не оказалось, Понятно?

– Понятно! – кивнула Рая. – И я сразу же вспомнила второй вопрос. Ты сказала – «если образы не сопротивляются исправлению», или что-то в этом роде. А я спросила: «Как они могут сопротивляться?»

– А ты вспомни, как сидела возле песочницы и пыталась объяснить себе, что аборт делать не надо.

– Ну?

– И ты не могла в это поверить, потому что в голове вертелась фраза «Одну бы прокормить».

– Так… и что?

– Вот это я и называю «сопротивление образа». Любая ошибка порождает подсознательные установки, которые в свою очередь плодят новые ошибки. Ты пытаешься изменить ситуацию, а она не меняется. Это происходит потому, что ты не добралась до корня проблемы, не осознала, откуда взялся этот страх, а значит, возможная опасность не устранена. И в результате срабатывает автоматическое откидывание… ну, как рука от горячего утюга отпрыгивает или сама поднимается, когда в тебя что-то летит. Рефлекс. Ты не можешь «переписать сценарий», пока не осознана и не убрана причина этого «сценария».

– И чтобы её найти, надо…

– Идти дальше, – кивнула Оксана.

– И сколько раз можно так прыгать?

– Пока не доберёшься до корня.

– А как я пойму, что вот это и есть корень?

– Образы перестанут сопротивляться. Всё исправится, и освободится энергия, которая была необходима для поддержания памяти о корневой ошибке. И когда ты будешь «прыгать» обратно, по тем же «островкам», то и на них всё будет легко изменяться так, как ты того пожелаешь.

– Понятно, – кивнула Рая. – Вот только непонятно…

– Что?

– Допустим… Допустим, то, что я увидела, правда. Предположим, я была маленькая и у меня действительно умерла настоящая мать, а моя тётка меня удочерила, отправив других детей в детский дом. Теоретически почему бы и нет? Хотя бред, конечно… но предположим.

– И что?

– Вот я в своей голове этот сценарий переписала. Но можно ли назвать это устранением причины? Ведь в этом случае где-то живут мои брат и сестра, о которых я ничего не знаю. Ничего же не изменилось!

– Изменилось твоё состояние. Исчез страх. Разве это можно назвать словом «ничего»?

– Это да, но… Брат-то и сестра не появились!

– Трансформация меняет только психическое состояние, хотя очень часто её результаты проявляются и в реальности. Я ничего не могу гарантировать, но возможно, ты что-то о них узнаешь. Когда-нибудь. Всё-таки материальному миру необходимо время, чтобы перестроиться. К тому же не забывай, что это могло быть и не твоё воспоминание, а кого-то из твоих предков. Ты просто исправила ошибку.

– Понятно. – Рая вздохнула. – Но что-то… – Она снова потёрла грудь в области сердца. – Такое чувство, что я узнала о сестре и брате и не знаю, где их теперь искать.

– Представь, что они живут в другом городе, и пиши им письма, если у тебя есть такая потребность.

– А это идея. – Рая заулыбалась и зевнула.

– Иди поспи, – сказала Оксана. – Программа поменялась, и мозг требует перезагрузки.

– Чего?

– Я говорю, после трансформаций всегда хочется спать. Всё-таки это большая психическая нагрузка.

– Да некогда спать-то! Похлёбку надо доваривать. Скоро вся голодная орава на обед прибежит.

– Я доварю. Иди, вздремни хотя бы часок.

Закинув лук, лавровый лист и прочие приправы, Оксана закрыла кастрюлю крышкой и убавила огонь. Можно звать всех на обед. Она накинула шубку и вышла во двор. Там сидел Вовка и дрессировал Ворона. Или просто дразнил, заставляя подпрыгивать за кусочком мяса.

– Володя! – крикнула она.

От неожиданности Вовка вздрогнул и обернулся. Ворон, воспользовавшись моментом, изловчился и ухватил клювом мясо. Но видимо, заодно цапнул дрессировщика за палец. Вовка взвизгнул, отдёрнул руку и, потеряв равновесие, свалился вместе со скамейкой.

– О боже! – напугалась Оксана и бросилась к нему. – Не ушибся? Какой идиот сделал эту скамейку?

– Чего сразу идиот-то? – возмутился Вовка. – Я и сделал! А то ни одной с-скамейки во дворе нет. П-присесть негде.