— Знаешь, я чуть не убил сегодня этого ублюдка. Оказывается он видел Солонго вместе с этим богатырем еще в тот день, когда они расстались. Менгуй заставил ее во всем признаться и сестра рассказала правду, а еще якобы стала умолять его, чтобы он на ней женился, чтобы избежать позора. И наш благородный Менгуй конечно же согласился спасти ее от участи опороченной блудницы.

— Чего? — возмутилась я, — И ты серьезно веришь в это?

— Конечно нет! Я же не идиот. Думаю на самом деле это он внушил Солонго то, что все рано или поздно все равно узнают о ее позоре и тогда сестру будет ждать незавидная судьба. Так он видимо и принудил ее к этой женитьбе.

— Погоди, а что с беременностью?

Хан покачал головой.

— Нет. Он не знал о том, что Солонго носит ребенка. Думаю, она и сама до последнего об этом не знала. А когда все поняла, тогда и решила бежать из улуса вместе с виновником всего произошедшего.

— Надеюсь с ней все в порядке… — тихо сказала я, со стоном распрямляя затекшую ногу.

— Это с непривычки, — отметил Хан, глядя на мое скривившееся от боли лицо, — Позволь я помогу.

Не услышав явного отказа, он осторожно отбросил с моих ног шаль, и провел ладонями от щиколоток до бедер.

— Будет лучше если ты снимешь их, — чуть хрипловато произнес он, перебирая пальцами двойной слой шаровар.

Я привстала на колени и слегка подрагивающими пальцами принялась расстегивать дээл, скидывая плотную ткань с плеч. Оставшись в нижней сорочке, завела руки под пояс шаровар, и спустив их, натянула пониже легкую, хлопковую юбку, прикрывая ей острые коленки.

Когда одежда была отброшена в сторону, Хан усадил меня обратно, и забросил мои ноги к себе на колени, с силой растирая мышцы голени. Когда его пальцы надавили на какую-то особенно болезненную точку, я едва не взвизгнула, попытавшись вырвать ногу из его рук.

Однако этого мне не позволили, крепко ухватив за щиколотку.

— Прости, по-другому никак. Нужно разогнать кровь по ногам.

— Ты садист, — буркнула я, перестав вырываться, — Я как-то думала, что массаж это приятно. Но если честно, то больше на пытки похоже.

Тихо рассмеявшись, Хан слегка уменьшил силу нажатия и перешел к бедрам.

— У тебя такая гладкая кожа… Никогда подобного не видел, — удивился мужчина, проводя кончиками пальцев по колену.

Прикусив изнутри щеку, я едва сдержала смешок, подумав о том, чтобы он сказал, узнав какие экзекуции я для этого прохожу.

На самом деле, тому, что сейчас мне не приходится краснеть перед мужчиной, я должна быть благодарна Далане. Опекунша не позволяла мне тратиться на бритвы и потому приходилось выкручиваться другими способами.

Когда лет в пятнадцать сводные сестрицы стали дразнить меня, заметив на ногах короткий светлый пушок, то я поняла, что, либо мне придется ходить в сорокоградусную жару в штанах, либо придумывать как избавляться от нежелательной растительности без бритвы.

Интернет в помощь, и о чудо! Я нашла рецепт медовой пасты, удаляющей волосы. Благо, что за территорией базы Далана держала пасеку, а потому меда дома всегда было много и пропажи нескольких ложек никто не замечал. Так я и приспособилась к решению этой деликатной проблемы.

Попав в улус, первые пару месяцев мне было как-то не до наведения красоты. Но вскоре я поняла, что начинаю чувствовать себя крайне некомфортно и потому прибегла к уже знакомому методу. Выпросив у прислужницы мед и пчелиный воск, я растопила все это на своей печке прямо в юрте и приступила к привычным процедурам.

Конечно делать это удавалось не так часто, но благо, что и волосы у меня растут медленно.

— Последствие ожогов, — слукавила я, — Где-то появились шрамы, а где-то пропали волосы.

Тут его рука вдруг скользнула к внутренней стороне бедра, растирая кожу чуть выше колена.

Вздрогнув, я прикусила губу и почувствовала как низ живота наливается приятной тяжестью.

— Пожалуй мне уже лучше, — смутившись, пробормотала я, с досадой воображая степень красноты своих щек, — Спасибо, что помог.

Ладонь Хана замерла, и он жарким взглядом впившись в мои губы, выпалил:

— Не могу так больше…

ГЛАВА 23

Одно легкое движение, и вот мы уже оба лежим на плотном меху оленьей шкуры, отчаянно цепляясь друг за друга.

Но этого все равно мало.

Покрывая поцелуями мое лицо, Хан как будто пытался заклеймить губами каждый миллиметр кожи. Его руки с бешеной страстью сжимали мои бедра и талию, а в бездонных глазах пылал просто сумасшедший огонь.

Он не был груб со мной. Но и осторожности в его движениях с каждой секундой становилось все меньше. Это сейчас и не было нужно. Прежний страх исчез. Я просто осознала что хочу этой близости. Именно сейчас и именно с ним. О последствиях буду думать позже…

В этот миг в тесном пространстве шатра время для нас как будто застыло. И все стало неважно. Больше не было предрассудков и его подавляющей власти. Сейчас мы были на равных.

Подхватив инициативу, я нащупала пуговицы на его дээле и стала их лихорадочно расстегивать, где-то даже вырывая из петель вместе с нитками. И когда между нами не осталось преград в виде одежды, я вдруг осознала, что наши тела пылают не только огнем страсти.

Моя кожа буквально была покрыта мелкими язычками пламени, вспыхивающими то здесь, то там. Но удивительно было даже не это… Хану стихия не причиняла вреда. Он будто и вовсе не замечал как огонь лижет его руки и грудь.

И лишь когда мое оцепенение стало очевидным, то ему пришлось оставить ласки, чтобы наконец понять в чем же дело.

— Мы горим… — с удивлением отметил он, глядя на то, как озорной янтарный огонек взбегает по его запястью.

— Тебе не больно? — с опаской спросила я.

Хан еще немного полюбовался удивительным явлением, и ответил:

— Скорее даже приятно, — и тут он хмыкнул, — Не думал, что когда-нибудь, в прямом смысле этого слова, буду “гореть” от страсти.

Я лишь покачала головой.

— Поверь, это далеко не самое странное, что случалось со мной.

И после этих слов уже сама приникла поцелуем к его губам.

То, что происходило дальше… Тяжело подобрать слова. Не буду врать, того пика эйфории, что описывают в любовных романах, его не было. Было стеснение, легкая боль. Но еще…

Еще было невыразимое чувство единения. Как будто не только наши тела, но и души стали чем-то неразделимым. И это стоило того, чтобы