Старший следователь мигом погрустнел. О рейне Новак думать было больно.

– А так я бы ее первой назвала, если бы ты меня, магиче, поспрошал, – продолжала тем временем рейяна Балаболька. – Я ее с самого детства знаю. Помню, как в сад мой лазила, паршивка такая! – Старушка беззлобно хохотнула. – С виду – тихая, а сама – та еще. Как подросла, так потише стала, а малявкой по всему Броцлаву ее видели. То на Брег удерет, на замок смотреть, то в чей-нибудь сад влезет. А то и что похлеще отмочит.

– Что же? – спросил старший следователь. Разговоры о Кларе болью отдавали в сердце, но и приносили надежду.

– Непоседа же. И любознательная, – добродушно ответила старушка. – В Низины как-то удрала, узнав, что там кто-то кроликов взялся разводить.

Глеб, уже предвкушая занимательную историю, улыбнулся. Хозяин лавки им не мешал, и следователь молча тыкал то в одно, то в другое, пока бабка Мазена продолжала свое повествование.

– Годков ей было тогда пять или шесть? Ой, не помню. Но в эту нашу местную… гимназию еще не ходила. Это точно. Там ее пообтесали чуть. Отвадили от проделок немного. – Старушка покивала своим мыслям. – Оно и неудивительно, в общем-то. Отец у нее в аптеке с утра и до ночи. А мать быстро бросила и мужа, и ребенка. Ей, вишь, у нас солнца не хватало и простору! Укатила в Лиен.

– Так что же было в Низинах? – напомнил об изначальной теме Глеб.

– Пробралась на тамошнюю ферму, углядела клетки с кроликами и загончики, да и влезла! – ответила рейяна Балаболька. – Пожалела живность. Раскрыла дверцы. А кролики что? Шасть – и по всем Низинам разбежались!

Ковальский расхохотался и на пару секунд отвлекся от выбора копченостей. Собака рядом с ним как-то странно дернула мордой, а потом и вовсе отошла в сторону, к двери, будто не желая, чтобы на нее смотрели.

– Как же орал рейян Патоцкий! – со смехом вещала старушка. – Это ж он все затеял, кролей закупил. А какая-то сердобольная девчонка сотни его кровных злотых…

Несколько минут хохотали все трое. Даже лавочник. Он оказался из местных и Клару Новак знал преотлично. На улицу старушка и следователь выходили поуспокоившись, хотя рейян Бечек и рассказал им еще одну историйку, уже про яблоки и великий поход на поиски чего-нибудь таинственного и страшного в Темны Гай одной летней ночью.

Глеб, заметивший Клару уже подростком, никогда и не думал, что в детстве она была такой оторвой. Тяжело было представить эту красивую высокую девушку маленькой девочкой в ярком платье, с лентами в волосах и очередной придумкой в голове. Оставалось надеяться, что детской везучести, спасавшей Клару от переломов и порки, хватит и теперь и рейна выйдет из передряги живой и невредимой.

«Где ты, Клара?» – подумал Ковальский, возвращаясь к дому, в который собирался на днях перевезти вещи.

* * *

– Вас долго не было, – обретя прежнюю уверенность, с порога заявила Зузанна Пштиль и тут же заинтригованно воззрилась на бумажные кульки у следователя в руках.

Я, надо сказать, тоже была заинтересована в содержимом кульков. Слопала бы все, что Ковальский купил, пусть я хоть трижды собака и мне, по логике вещей, не положено трескать фрукты и зеленый лук.

Через каких-то пять минут на стол были выложены покупки. Я заняла местечко под окном, где на меня и наступить не могли случайно, и откуда я могла любоваться процессом приготовления ужина. Рейяна Балаболька тоже примостилась у окна, перетащив туда один из стульев. Уходить хозяйка кота Васеньки явно в ближайшее время не планировала. Да и неудивительно: живет она одна, дома из всех развлечений только кот, вязание и уход за садом, а тут целое представление, которым она еще и командовать может!

Мое предположение подтвердилось, когда, взглянув с прищуром на Зузанну, старушка произнесла:

– Так вы, детонька, что же, тоже будете ужинать тут?

Рейна Пштиль чуть помедлила, но потом ответила, наблюдая за тем, как Глеб осматривает содержимое шкафов:

– Ну… да.

– Так не сидите сложа ручки. Почистите картофель и лук.

От подобного предложения лицо блондинки вытянулось, глаза округлились, а рот приоткрылся. Я беззвучно фыркнула, покосившись на руки Зузанны.

Не сказать чтобы я сама была великим мастером скалки и поварешки, но у меня хотя бы предложение старушки не вызывало подобной паники. Эх, если бы я была сейчас человеком, то с удовольствием и почистила, и порезала, и сама бы что-нибудь приготовила. В семье кухонными делами больше занимался отец, давно привыкший жить без хозяйки в доме. Когда я стала постарше, он не сразу сообразил, что меня можно привлекать к чему-то подобному, но меня немало интересовал процесс превращения всевозможных продуктов во что-то аппетитное и сытненькое.

Так постепенно я влилась в это почти магическое действо, самостоятельно или под присмотром отца осваивая и что-то совсем простое, и более сложные рецепты. Мы даже эклеры выпекали и начиняли их шоколадным или масляным кремом! До навыков Ковальского, кстати, мне было далеко, но в грязь лицом бы не ударила!

Глеб на предложение бабки Мазены чуть улыбнулся, но ничего не сказал, делая вид, что полностью занят аппетитным куском свинины на разделочной доске.

Глядя, как маг умело нарезает мясо на тонкие пластинки, я невольно сглотнула. Вот же ж! В нынешнем облике я с удовольствием слопала бы это мясо сырым, без соли и перца! Но кто б мне дал?

Зузанна, не найдя отклика и сочувствия со стороны следователя, взяла своими тонкими пальчиками с аккуратным маникюром веревочный мешок-сетку с картофелем и, скривившись, оглядела клубни со всех сторон.

– Давайте-давайте, – подгоняла ее Балаболька.

Пока рейна Пштиль вздыхала, судорожно посматривала то на картофель, то на нож, старший следователь успел закончить с мясом и, подобно герою, спас блондинку. Ну… почти спас. Он забрал у нее клубни, но писательнице остались две луковицы, вид которых, похоже, напугал ее не меньше. Но рейна собралась с духом и взялась за нож…

«Никогда не думала, что девушку, описавшую странствия авантюристки Аланции, которая пересекла пустыню лишь для того, чтобы увидеть и разгадать тайны храма какого-то тамошнего божка, смутит чистка лука», – про себя отметила я, наблюдая то действо, что творилось у меня на глазах.

Вспомнилось вдруг, что ни в одной книге Зузанны Пштиль я не встречала описаний каких-либо бытовых моментов из жизни ее героинь. Ясно, конечно, что никому нет дела до подобных сцен в авантюрном или любовном романе. Всех привлекают менее обыденные вещи.

Героиня романа вполне может три дня ехать на верблюде через пустыню, не имея при себе ни палатки, ни каких-то припасов, ни даже сменной одежды. И ее белая рубашка не запылится и не пожелтеет от пота к концу пути. Более того, в одной рубашке, бежевых штанишках для верховой езды и узких сапогах героиня не окоченеет ночью и не натрет себе где-либо днем в седле. Оторванные рукава вполне смогут прикрыть голову от палящего солнца, но так, чтобы волосы развевались прекрасным шлейфом, а не липли мокрой паклей к шее. А лоб, нос, щеки и руки не загорят до неаппетитной красной корочки. И, в конце концов, добравшись до места, не жрамши и спавши на песке, героиня обязательно потрясет своей красотой местного героя, какого-нибудь начальника экспедиции или главного археолога. Обязательно молодого и столь же прекрасного что в анфас, что в профиль. И этой же ночью, не испытывая дискомфорта, героиня предастся бурной страсти на толстом тканом коврике под звездами. А читателя обломают как раз в тот миг, когда любовники, сжигаемые страстью, сольются в поцелуе. И никто так и не узнает ни про неудобства жесткой подстилки, ни про песок во всех мыслимых и немыслимых местах, ни про холод ночи – ведь это невозможные подробности для книги с погонями, интригами, тайнами и большой и вечной любовью. Даже если в следующем томе у героини эта большая любовь и сменит внешность, имя и возраст.