– Что?

– Идеальный герой пусть в жизни обретается, – фыркнула рейна, – а в книге должен быть прекрасный, добрый, но печальный юноша с взором горящим, которого так и хочется спасти, приласкать, ведь именно рядом с героиней он может познать счастье и радость, преодолеть свои старые страхи и оставить в прошлом… все проблемы.

– И именно поэтому вы своему герою создали такой… такую проблему? – уточнил Ковальский.

– А что? – бесхитростно удивилась Зузанна. – Это ведь такая мелочь перед лицом настоящего чувства! Ради этого чувства можно и горы свернуть.

«Ага, какая ориентация устоит, если тут… Великое Чувство!» – хмыкнула я про себя. После всего пережитого книги самой популярной в городе писательницы дамских романов воспринимались иначе.

Следователь моргнул, а потом резко спрятался за листами какого-то отчета, зашипев так тихо, что только я услышала:

– И когда уже Влодек вернется? Я не могу сидеть тут один.

* * *

Завацкий вернулся лишь вечером, когда с меня окончательно соскользнула сонливость, а Глеб старательно пытался не сползти под стол и все время прятался за бумагами.

– «Он теснее прижал ее к себе, острыми углами своего тела оплавив ее женственные изгибы», – страстно диктовала Зузанна в этот момент и не отвлеклась даже тогда, когда Влодек громко и хмуро сообщил Ковальскому:

– До утра ничего выяснить не получится. Даже жандармы не пошли нам навстречу, но пообещали заглянуть в тамошние архивы утром.

Глеб немного разочарованно поморщился, но кивнул и шепнул рейяну:

– Что ж… Ничего не поделаешь. Тогда на сегодня все.

– О, вы уже заканчиваете на сегодня? – демонстрируя идеальный слух, спросила рейна Пштиль. – Тогда… Следователь, а вы не покажете мне какое-нибудь уютное местечко в городе, где можно вкусно поужинать?

Ковальский нервно дернул пальцами левой руки, глянул на часы, а потом, стараясь не казаться слишком радостным, ответил:

– К моему огромному сожалению, еще немного – и я опоздаю на очень важную встречу.

– Какую встречу? – недовольно уточнила блондинка, взглядом прожигая в Глебе дырку.

– Судьбоносную! – с улыбкой ответил он. – С женщиной, которая очень не любит, если к ней опаздывают.

– Вот как? – прищурилась Зузанна. – И вы готовы бросить меня здесь, хотя ваше начальство распорядилось всячески мне содействовать?

Глеб моргнул, окинул рейну нечитаемым взглядом, а потом сказал:

– Ну… Я не могу отменить встречу. Она очень важна для меня.

– А я могу пойти с вами?

– Хорошо, – через секунду согласился Ковальский и улыбнулся.

Зузанна просияла и переключилась на своего помощника, а потому не видела, как вежливая улыбка следователя превратилась в предвкушающую.

По указанному бабкой Мазеной адресу двигались мы настолько медленно, что, не будь я уже собакой, озверела бы всенепременно. Рейна Пштиль мелко перебирала ногами в узких туфельках, с хохотом жаловалась на нашу брусчатку, но упорно шагала рядом с Ковальским. Пользуясь нехитрой отговоркой, она еще за порогом здания жандармерии вцепилась в локоть рейяна и ни на миг его не отпускала. Пиявка!

Своего помощника с тяжелым агрегатом Зузанна Пштиль отправила обратно в гостиницу, я не могла и слова сказать, а потому никто и ничто не мешало этой настырной особе весело щебетать, заглядывая Глебу в глаза, расспрашивать о городе, о местных достопримечательностях, о людях. И, конечно, о работе. Труся по другую сторону от Ковальского, я отчетливо видела, что он с трудом сдерживает досаду от столь настырного соседства. Это не могло не радовать, но рейна Пштиль всячески игнорировала мимику следователя. Наверное, в иных обстоятельствах я бы восхитилась ее выдержкой и самоуверенностью. Я бы не смогла чувствовать себя уверенно в подобной ситуации.

Когда-то давно, в годы учебы, мы, юные и не избалованные жизнью гимназистки, жутко завидовали старшим девочкам, уже успевшим «выйти в свет» и попробовать себя в качестве объекта интереса у противоположного пола. Нам, едва вышедшим из детского возраста, старшие подруги казались настоящими героинями, покоряющими недостижимую гору. Но о той горе мы знали лишь немногое, представляя дальнейшую жизнь весьма узко. А для многих и с годами ничего не изменилось.

Для двенадцатилетних или тринадцатилетних рейночек частной гимназии будущее заключалось в поиске подходящего супруга и дальнейшем браке. И всем хотелось знать об этом побольше. Какие-то тайны, секреты. А потому нередко на больших переменах мы сбивались в стайки и прятались в садике гимназии, между слив, чтобы с живейшим интересом прочесть добытую кем-либо литературу на заинтересовавшую всех тему.

Особой популярностью пользовались любовные новеллы. Их кто-нибудь из девочек читал шепотом, а остальные в особо драматичных моментах охали и ахали, в романтических же – хихикали и мечтательно вздыхали.

Но бывало, что кто-нибудь тайком приносил что-то более… полезное. И тогда среди слив воцарялась полная тишина – рейны читали то, что, возможно, могло стать инструкцией для действий в будущем.

Так, однажды милая и кроткая белокурая Анника принесла немного истрепанную брошюру «Руководство для желающих жениться» и с гордостью заявила, что мы, глупышки, делаем все неправильно. Нужно не романчики читать, а нужно знать… врага в лицо.

Так на три дня мы погрузились в изучение того, что было написано исключительно для просвещения мужчин. И после долго ходили просветленные.

Блондинки наши обзавелись кружевными зонтиками и тонкими шалями, повадились читать стихи, сентиментальные повести и смотреть на мир печально, немного задумчиво, с легкой нотой трагизма, но и толикой холодности. Пытаясь изобразить все это одновременно, девицы нередко начинали рыдать еще до того, как одна из подруг успевала перейти к самой сложной части рассказа о чем-либо. И уже было не важно, что же хотели сообщить блондинкам. Они пускали слезу и на рассказ о любимом котенке, и на пересказ письма дальней тетушки, и на хвалебные оды батюшкам и матушкам, выделившим средств на новое платье, пару ботинок или сумочку. В присутствии старших блондинки помалкивали, даже если их о чем-либо пытались расспросить, скромно опускали очи долу, но если и отвечали, то истинную правду.

Брюнетки, вычитав из пособия, что им полагается быть менее рассудительными, чем блондинкам, тут же кинулись в приключения, как в омут с головой. Они наполнили коридоры и сад гимназии своими громкими голосами, стуком каблучков и дерзкими выходками. Вмиг научились ни в чем не соглашаться с родителями и учителями, капризничать, забросили занятия, все время посвящая любовным романам и показательному игнорированию мужчин, будь то привратник или красавец-жандарм. Но каждая тут же придумала себе любовь, о которой с жаром и страстью спешила поведать всем остальным, хотя о жаре и страсти каждая знала лишь из книг, где, по настоянию пособия, пролистывала описания и перечитывала признания в любви по пять раз.