– Пойдем, умоемся и спустимся позавтракать.

– Спустимся? – повторил он.

– Да, по лестнице. На первом этаже нас ждет кофе и вкусный завтрак. Пойдем скорее.

Андрей засеменил к ванной.

Я не могу всю жизнь оберегать его от суицида, подумала я в тот момент. И тут же устыдилась: какая же я мать, если сдалась в первый же день?

Были мысли отказаться от вчерашней затеи. Но когда Жанна со всей ответственностью согласилась не отходить от Андрея, я немного успокоилась. В конце концов, это небольшое частное расследование я задумала ради него.

Раджа выглядел крайне недовольным, когда мы встретились в центре в девять утра. Очевидно, вчера он просто проявил слабость, пожалел меня, осознав всю непривлекательность и безнадежность моей первой находки по имени Андрес. А сегодня с превеликой радостью отказался бы от данного обещания.

– Почему Андрес? – спросила я, чтобы разрядить обстановку. На самом деле мне было по-барабану, чем руководствовались фанатики из будущего, коверкая имена сливок.

– Слишком много одинаковых имен. Особенно у сливок из России. Для упрощения идентификации некоторые имена немного меняли. Андре, Андрес, Эндрю, Андриан, Андреа, Андреас – именно так называют сейчас большинство бывших Андреев.

– У тебя тоже было другое имя?

– Насколько мне известно, нет, – Раджа покосился на меня уловив возвращение к мимолетному «ты» в нашем общении. – У меня и так не слишком распространенное имя для этой полосы.

– А фамилия?

– От фамилий отказались сразу. Именно поэтому сейчас так сложно установить связь между детьми и родителями. В том числе.

– Они сделали это специально, – констатировала я.

Мы доехали до Кузьминок и пешком отправились искать нужный дом.

– Имейте в виду, здесь никто так не делает.

– Как?

– Не расспрашивает ни о чем.

– Да, я заметила, что люди будущего отличаются хладнокровным равнодушием. Но, чтобы тебе было спокойнее, вспомни, что я пишу учебник. То есть, я – практически журналист. Имею право разведывать, разнюхивать и задавать вопросы, – довольная логичным выводом, я попыталась визуализировать его, раскрыв ладони и продемонстрировав Радже свою беззаботную физиономию.

Он не разделял моего энтузиазма.

– Неужели тебе самому не интересно, справедливы ли мои догадки? А что, если все действительно так?

– Какие бы ни были ваши догадки, Маргарита, у меня только одна надежда, что они как можно скорее развеются.

– Ну и выкай дальше! – я изобразила искусственную обиду. – Ведь я и впрямь тебе в матери гожусь!

Раджа едва заметно усмехнулся.

Мы подошли к нужному дому – ветхой хрущёвке.

На секунду меня обуяли сомнения – поэт, проживающий в таком захолустье – классический самоубийца. Ничего криминального и удивительного в этом нет.

Соседей у него тоже, похоже, не было, судя по внешнему запустению дома. Если бы тут располагалась община, то мы заметили бы это еще во дворе. Классические признаки поселения, даже небольшого – белье на перетяжках и огороды разной плодовитости. И все же мы зашли внутрь и поднялись на второй этаж, где все случилось.

Дверь в скромное жилище вчерашнего поэта была открыта. Хотя обустроенным его никак нельзя было назвать. Небольшая комната с облупившимися стенами скорее походила на временное пристанище – бродяжью ночлежку. Наверное, примерно в таких условиях ночевал и мой Андрюша.

У стены лежало основание кровати со старым матрасом, а спинки были откреплены и стояли в углу. Небольшой деревянный стол располагался у окна, на нем – настольная лампа и несколько исписанных неровным почерком листков бумаги.

И остатки петли на крючке для люстры, которые никто не потрудился убрать.

Все.

Пахло тут как в заброшенных корпусах пионерских лагерей, в которых мне доводилось бывать в детстве. Может, это и есть запах смерти?

Мы вздрогнули от звука за нашей спиной. Скрип дряхлых половиц под грузным телом.

Так и оказалось. Полная женщина, не очень ухоженная, с полностью седыми взлохмаченными волосами пристально разглядывала нас.

– Родственники покойного? – спросила она тоном дознавателя.

Видимо, только самых близких тут могли заинтересовать подробности чьей-либо кончины. Я не могла не вспомнить, как меня потрясло равнодушие прохожих на Тверской при моей первой встрече с несчастным самоубийцей.

– Здравствуйте. Мы из института времени. Собираем информацию о последних днях самоубийц. Вы знали покойного?

Я кожей почувствовала, что Раджа готов был в этот момент соорудить кляп из подручных материалов, чтобы немедленно заткнуть мне рот. Или просто вырубить чем-нибудь тяжелым, например, старинным пресс-папье, которое лежало на столике поэта, чтобы я больше ничего не ляпнула. Но когда он услышал ответ женщины, напряжение спало. По крайней мере, то, которое было вызвано моим лепетом.

– Зачастили, – недовольно буркнула она, – На той неделе ваши коллеги приходили делать ревакцинацию. Больше ничего не было.

– Кому? Поэту? – дрогнувшим голосом уточнила я.

– Михаэлю? – пришел мне на помощь Раджа, решив все-таки поддержать мою игру в сотрудников института времени, раз уж пошла такая пьянка, – Какую именно ревакцинацию?

Женщина посмотрела на нас пристально, как будто оценивая по какой такой причине сотрудники самого стратегического заведения новой эры так несогласованны в своих действиях.

– Прививки от столбняка. Нам делали ее пару лет назад. А сейчас пришли сказали —нужна ревакцинация. Вы что, не в курсе?

Мне нравилась эта дама. Ее непринужденная манера общения и отсутствие трепета перед «сильными мира сего» в лице нас, пусть и самозванцев. Она была не похожа на большинство сливок, не только своей запущенностью и неопрятностью, но и какой-то свойской простотой и живым огоньком в глазах. Таких здесь не любят, почему-то подумала я.

– Вам тоже ее сделали?

– Девушка, – эта фамильярность окончательно покорила меня. – У своих поспрашивайте. Что там у вас с графиками прививок. Нам сказали, ее всем делают. Не так, что ли?

Я покосилась на Раджу. Ему оставалось только продолжать играть роль, ничем не выдавая тот факт, что ни о каких прививках он слыхом не слыхивал.

– Мы из другого отдела. Но, безусловно, это обязательная процедура.

Женщина кивнула, как будто со смирением.

– Больше к нему никто не приходил, насколько я знаю. Да и Миша становился все мрачнее с каждым днем. Я его подбадривала как могла, но в последние два дня слегла с давлением. Опять голова кружится. Пойду.

– Извините, как вас зовут, – я сделала пару шагов вперед, как бы пытаясь продолжить разговор.