– Вы это слышали? – иронично заметил Даррелл, оборачиваясь к террасе. – Он ничего не скажет полиции. Он нам слово дает!

Затем он в очередной раз отправил меня полетать по воздуху в грязь – такой оплеухой, что я думал, моя голова от нее оторвется. Я потряс головой, подвигал челюстями; боль взорвалась в висках и в затылке. На языке я чувствовал вкус крови и грязи.

Даррелл поднял меня за воротник, отлепив мою дрожащую задницу от слякоти.

– Я тебя сейчас убью! – пообещал он, и в это мгновение я верил, что он так и сделает.

– Даррелл, а что это за история с флешкой? – спросил Хантер Оутс за его спиной.

Даррелл отпустил меня. Я снова приземлился в грязь.

– Не при них, – сказал он.

– Ты как-то замешан в смерти этой девушки? – спросил Старик.

– Что? – Даррелл обернулся и плюнул на землю. – Да я даже не знаю, что это за шлюшка! Может, когда-нибудь я с ней и перепихнулся, не помню. Я что, должен помнить всех телок, которым вставил…

Я сжал зубы, пытаясь не дать выйти наружу ненависти, которая меня ослепляла. Пронзительный взгляд Старика не покидал меня ни на мгновение сквозь пелену дождя, который прилепил ко лбу его светлые волосы и распахнул рубашку на его широкой груди.

– Что ты на самом деле хочешь, мальчик? – вновь спросил он.

Я был в коленопреклоненной позе, руки – на покрытых грязью коленях, бедра – на каблуках. Я откинул со лба прядь.

– Я хочу знать, что на этой флешке и что было в компьютере, который они с Таггертом сожгли. Больше ничего…

– Почему?

– Потому, что ваш сын и Таггерт были на пароме в тот вечер, когда исчезла моя подружка. – Я закашлялся, сплюнул кровь в жидкую грязь. – И если вы не дадите мне то, что я хочу, я вполне могу пойти и рассказать об этом в полиции…

Я увидел, как лицо Старика посуровело, в его взгляде больше не было никакой человечности, по затылку у меня пробежал ледяной сквозняк. «Так и есть, на этот раз ты зашел слишком далеко», – сказал я себе.

Ты мертв.

Вы все мертвы…

Теперь все следили за Стариком, ожидая его реакции.

– Ты играешь в очень опасную игру, маленький грязный ублюдок… Я мог бы спустить собак на двоих из вас, и они в мгновение ока разодрали бы вам глотки… А затем две или три шальные пули для остальных, проникших на частную территорию, и вот он – ужасный-ужасный несчастный случай… Драма, да… Конечно, мне пришлось бы усыпить Башара и Кима Джонга, и это разбило бы мне сердце, но иногда надо чем-то жертвовать…

Его мягкий скрипучий голос был таким же черным, как и тучи наверху. Все мы вздрогнули. Мое адамово яблоко застряло в горле на половине высоты, я откашлялся.

– Если я не вернусь, чтобы отключить программу, видеозапись, сделанная вчера вечером, придет прямо в компьютер шерифа. Она на это запрограммирована. Впрочем, на Гласс-Айленд есть еще кое-кто, кто знает, что мы здесь…

– А если его как следует расспросить и с кишками вытянуть, где это видео и что это за человек? – предложил Даррелл, и его раскосые глаза уставились на меня.

Хуже всего то, что он не шутил.

– Ты как мои сыновья, малыш: у тебя есть яйца, – задумчиво отметил Старик. – Яйца, но не мозги. Твоя история с видео – это блеф.

Украдкой я бросил взгляд на Хантера и Блэйна, стоявших на террасе. Если они сейчас исчезнут, это будет означать, что мы никогда не выйдем отсюда живыми.

– Даррелл, иди сделай копию с этой флешки и дай ее малышу, – приказал Старик. – Затем отведите их за озеро, ты с Хантером, и… сделайте так, чтобы им никогда, никогда не захотелось вернуться, понятно?

Даррелл кивнул с понимающим видом: очевидно, выражение «за озеро» оказалось как нельзя более точным. Чарли, Шейн, Джонни и я обменялись взглядами.

– Но без глупостей, ясно? – добавил Старик.

Затем он повернулся к Шейну:

– Ну а вот ты уже приходил… – Слегка наклонился вперед в своем кресле. – Значит, ты отвечаешь за то, что привел их сюда без нашего разрешения. Ты сейчас останешься со мной… Мы поговорим вдвоем, ожидая их возвращения… Ты же понимаешь, что не можешь творить невесть что и это заслуживает наказания. Понимаешь, малыш?

Уверен, никогда раньше я не видел Шейна таким бледным, таким растерянным.

– Да, мистер, – произнес он, и мне вдруг стало страшно за него.

Ноа опустил монеты в два газетных автомата перед баром «Чистая вода, мороженое, рыба» на парковке у паромной пристани в Ист-Харбор, затем вернулся к своей «Краун Виктории» цвета серый металлик, неся в руке «Сиэтл таймс» и «Айленд саундер».

Соленый ветер поднимал его седые волосы, так же как и полы черного пальто, и, словно пальцы ребенка, хватался за его брюки, тоже черные. Ноа снова уселся за руль и поставил стаканчик кофе в подставку, глядя на учеников, выходящих из школьного автобуса, на их сумки через плечо, на все это непослушное крикливое стадо, направляющееся к пешеходному мостику. Как и каждое утро. Эти слишком молоды… Еще здесь был, как и каждое утро, тип в желтом жилете, который собирался регулировать движение: лицо пьянчуги, воспаленные глаза, кожа, усыпанная сеткой голубых капилляров на носу и скулах. Вряд ли таким цветом лица он обязан свежему воздуху.

Ноа переключился на других завсегдатаев: крупную женщину с длинными седыми волосами и лошадиными чертами лица, толстого типа в костюме, судя по виду, банковского служащего, бородача в рубашке дровосека с бейсболкой «Оркас-Айленд», пару лет тридцати, которая уже третье утро подряд спорит в машине, – женщина кричит на мужчину, тот вжимает голову в плечи, стискивает зубы и хмурит брови. Есть и другие.

А еще эта группа подростков. Они прибыли на паром на старом пикапе «Джи-эм-си» и старом «Форде»: две очень хорошенькие девушки – одна русая, другая брюнетка, и трое парней – рыжий, толстячок, скорее всего штатный шутник, и еще один… худой и более мрачный… Рыжий вышел со светленькой, мрачный – с миленькой брюнеткой. За исключением этого, они, судя по всему, прекрасно ладят между собой. По-видимому, уже очень давно знакомы. Это чувствовалось по их простой и естественной манере общения. Там были и другие подростки, которые ждали парома, однако Ноа сам не мог бы сказать почему, но его внимание постоянно возвращалось к ним. Потому что они излучали особую ауру, будто владели неким общим секретом. Потому что они – это было сразу видно – едины, словно пальцы одной руки. А еще по другой причине.

На борту парома Ноа подключился к вай-фаю, а затем просмотрел новости нескольких групп на «Фейсбуке», созданных подростками Ист-Харбор и Гласс-Айленд.

Слово за слово, он смог определить четверых из пяти подростков той компании: Чарли Сколник, Джонни Делмор, Кайла Макманус, Наоми Сандерс. Четверо без одного… Третий парнишка – сумрачный – казалось, вообще не существовал в электронном пространстве: ни профиля на «Фейсбуке» под его именем, ни блога, ни аккаунта в «Твиттере», ни принадлежности к разным клубам острова, и он также не фигурирует на школьных фото…