В дивизии быстро это поняли: мы тоже получили приказ оттянуться назад на новые позиции. Многие солдаты были этим недовольны, и я прекрасно их понимал. Все потраченные силы, вся наша работа за последние несколько дней оказались напрасными. Мы знали, что именно успели построить здесь, на этом оборонительном рубеже, для себя. Но что ждало нас на новых позициях? А если совсем ничего и только эти свирепые морозы?

Мы отошли назад в ночь с 14 на 15 января. За собой мы практически ничего не оставили, если не считать пустых ящиков от боеприпасов. По очереди несли с собой два пулемета и пару ящиков патронов. Усталая до изнеможения толпа солдат с трудом пробиралась по снегу. Я предупредил всех, чтобы не отставали. Солдаты должны были передвигаться парами и присматривать друг за другом. Первый признак обморожения – это когда белеют нос и щеки. Как правило, люди просто не обращают на это внимания. Если такое происходит, то восстановить кровообращение можно, лишь натерев нужное место снегом.

Я обратился к подчиненным со словами:

– Товарищи, держитесь ближе друг к другу. Нам идти недалеко. Отставших придется оставить, и они могут замерзнуть насмерть.

Солдаты поняли. Я постарался взять себя в руки. Слишком велика была ответственность: все они доверяли мне. Только бы не подвести своих людей!

Когда наша выбившаяся из сил толпа – а люди выглядели так, что их нельзя было уже называть воинским подразделением, – с большим трудом двинулась вперед, для нас каждый пройденный метр стал пыткой, а 1500 метров казались бесконечностью. Тем не менее мы прошли их!

Самые сильные были назначены в дозор. Рядом со мной собрались остатки моих старых ветеранов и вместе с этим ядром подразделения шел лейтенант Аугст.

В нас не осталось ничего от того, что вдохновляло и вселяло в нас уверенность в последние несколько недель, и от того прежнего яростного стремления завоевать город Сталина. Мы выполняли свой долг механически, как автоматы. Мы чувствовали какую-то неведомую прежде угрозу, но не могли понять ее природу. Когда нам приходилось тяжело, мы стреляли и дрались, как тяжелораненое животное, загнанное в угол, которое защищается до конца, пока еще остались силы.

17 января

Вот что произошло 17 января: противник вновь обрушил свои атаки на левый фланг наших соседей. Укрытия были потеряны, заново отбиты, потом снова потеряны и снова отбиты. Однако в конце концов сказалось численное превосходство противника[58]. Однако он тянул время и действовал осторожно, так как знал, что с нами почти покончено.

Я и мои товарищи не желали это признавать. Мы просто не могли поверить, что нашу 6-ю армию ждет такой горький конец. Вплоть до этого момента мы всегда выполняли свой долг, делая даже невозможное, и тем не менее сейчас стояли на краю катастрофы.

21 января

Уже три дня мы не получали горячей пищи. Кровообращение возможно поддерживать только движением, если мы находимся на открытом воздухе, или приседаниями, когда мы набиваемся в темные отверстия щелей, которые называют бункерами. По сигналу тревоги человеческие создания сбрасывают с себя усталость и обороняются из последних сил. Такое положение длится последние три дня.

Я отправил Павеллека и двоих солдат с задачей найти нашего шписса и добыть для нас хоть что-нибудь поесть. Он вернулся рано утром и принес едва ли по 100 граммов хлеба на человека, который мы ели так жадно, будто это было пирожное.

22 января

22 января прибыл мой старый верный посыльный Марек, чтобы забрать меня на КП к командиру подразделений на нашем участке гауптману Краузе. Краузе, штаб которого состоит всего лишь из горстки людей, тоже живет в жалких условиях. На наших лицах можно прочитать напряжение – результат чувства ответственности за наших товарищей. Краузе проинформировал меня, что будущей ночью вся дивизия должна отойти на юг, за Городище, к северо-западным окраинам Сталинграда. Сопротивление (немецких войск) на западном и южном фасах котла полностью выдохлось. Наши войска повсюду теснят и в самом городе Сталинграде. Котел разрезан на северную и южную части. Моя рота будет выполнять роль арьергарда. Мы должны покинуть передний край сразу же после наступления темноты 23 января.

На карте гауптман Краузе показал мне позицию, которую мы должны занять. Она располагалась в балке у Орловки, как раз там, где новый оборонительный рубеж, что тянется с востока на запад, делает петлю на юг практически под прямым углом, после чего продолжается вдоль западной окраины города.

Я узнал, что 10 января истек срок ультиматума о капитуляции нашей армии[59], так как командование армии не ответило на него. Капитуляция и плен означали для нас нечто совершенно новое. Мы никогда не позволяли себе даже думать, а не то что говорить об этом.

22 января

Мареку поставлена задача немедленно установить с нами связь, как только мы прибудем на новые позиции. Я со своими товарищами отправился обратно, терзаемый множеством беспокойных мыслей. Меня мало волновало то немногое оружие и боеприпасы, что у нас остались. Единственное, о чем я думал, – как мы физически сможем все это нести? Наши желудки были пусты, а пронизывающий холод постоянно донимал до костей даже при малейшем дуновении ветра.

Было уже темно, когда ко мне пришли командиры взводов лейтенант Аугст и фельдфебель Купаль. Я рассказал им о сложившейся обстановке:

– Господа, обстановка паршивая! Сопротивление наших товарищей на южном и западном фронте котла сломлено. Части и подразделения поспешно группами втягиваются обратно в город. Теперь в городе существуют северный и южный котлы[60]. Сегодня ночью наша дивизия собирается отступить за Городище, к западной окраине города. Нам предстоит действовать в арьергарде, а потом рано утром в два этапа отойти на отведенные нам позиции. Гауптман Краузе показал мне эти позиции на карте. Посмотрите сюда, на мою карту: они находятся здесь, где в реку Орловка впадает речка Мокрая Мечетка. Линия фронта здесь проходит практически под прямым углом и проходит сначала с запада на восток, а потом – с севера на юг. Таким образом, нам предстоит отойти в восточном направлении на северо-западную окраину города. Есть ли у нас товарищи, которые больше не могут двигаться без посторонней помощи? Нет! Хорошо! И подбодрите людей, чтобы у нас не было отставших. Солдаты пойдут попарно, как мы шли в последний раз. Кто бы ни отстал, мы не станем его подбирать, и он замерзнет насмерть. Голова колонны будет двигаться в таком темпе, который будет по силам каждому. Герр Аугст, вы останетесь в хвосте колонны. Я пойду вперед и прослежу, чтобы мы не петляли по дороге. Вопросы? Ах да: отход начнется в 06.00, чтобы до наступления рассвета мы смогли пройти достаточное расстояние, не позволяющее противнику проследить за нами. Итак, до завтра!