– Печально, Жушко! Но почему вы не подумали об аэродроме? Вы же знаете все эти трюки!

– Нет, я даже не подумал об этом.

Я был очень огорчен его невезением. Тем не менее я был рад, что он снова рядом со мной.

– Итак, наш Фигаро, сколько времени вы уже находитесь здесь, на фронте?

– Уже три недели. Как известно господину обер-лейтенанту, на фронте пригодится каждый. Герр лейтенант Аугст использовал меня в качестве посыльного в управление роты после того, как погиб обер-ефрейтор Вильман.

– Неметц, кто все еще остался здесь из нашей старой «толпы»?

– У нас еще осталось восемь солдат из нашей роты всего, с остальными из батальона – двадцать четыре человека. Прочие прибыли к нам из других подразделений. Это в основном солдаты штабов, артиллеристы, связисты, водители грузовиков и т. д. Их пехотная подготовка минимальна, но они честно выполняют свой долг и не жалуются. У нас даже унтер-офицерам приходится ходить в караул часовыми.

– Да, звание теперь на самом деле значит немного. До каждого солдата дошло, что он должен выполнить свой долг перед народом и фатерландом.

В это время вошел лейтенант Аугст, принеся с собой невидимую стену ледяного холода. Он быстро закрыл за собой вход, подошел к огню и стал греть руки.

– Чертов мороз, он донимает даже через рукавицы. Гутен абенд, герр обер-лейтенант, я рад, что вы здесь. Мы сможем использовать здесь, на фронте, каждого солдата. Сегодня утром снова разверзся ад слева от нас, у батальона Вота. На высоте 147,6 было жарко. Мы все готовились вы двигаться для нанесения контрудара, но наши товарищи из батальона Вота сумели показать себя. Русская артиллерия и тяжелые минометы тщательно и интенсивно обстреливали высоту. Даже по нас целый день вели неприцельный минометный огонь. Нам повезло, что эти ночи выдались совершенно спокойными, хотя нам и приходится постоянно быть начеку.

Лейтенант Аугст был примерно моей комплекции, может быть, даже несколько ниже меня. Со своими черными волосами и темными глазами он мог бы легко сойти за южанина. Но стоило ему произнести лишь несколько слов, как его диалект выдавал в нем уроженца Саксонии. Он нашел общий язык с силезцами и был уживчивым офицером, на которого можно было положиться.

– Герр Аугст, когда вы позже отправитесь на позиции, мне хотелось бы, чтобы вы коротко ввели меня в курс дела. До наступления первого утреннего света я хотел бы полностью владеть картиной. Теперь, когда я остаюсь здесь, я хотел бы спросить у вас, где вы намерены занять позиции.

– Я полагаю, на правом фланге боевой группы гауптмана Мато. Там воюют новички. Я хотел бы взять их под свое крыло, поскольку у них нет боевого опыта. Я буду с фельдфебелем Купалем.

– Хорошо, я согласен с этим, поскольку вы лучше меня знаете, что нужно на переднем крае.

– Кстати, если вам еще не известно, сообщаю: у нас есть прямая связь с гауптманом Краузе и оберстом Рейнишем. Даже на самые отдаленные посты протянута телефонная линия, чтобы можно было поднять тревогу, если вдруг что-то случится. Стриппенцихеры теперь всегда работают в ночную смену.

– О, это прекрасно, в таком случае я могу позвонить господину полковнику Рейнишу и доложить ему о своем прибытии.

Я позвонил в штаб полка и доложил о своем прибытии в роту моему новому командиру и гауптману Краузе.

Потом вместе с лейтенантом Аугстом мне пришлось выдвинуться к передовым постам. Здесь нельзя было заблудиться. Если только ступить с протоптанной дорожки хотя бы на один шаг вправо или влево, сразу можно было утонуть в мягком снегу.

Ночь выдалась звездной, снег скрипел под ботинками, и не было ни малейшего ветерка. Было видно, как дышит человек, потому что выдыхаемый воздух сразу же замерзал. На вдохе в носу образовывались мелкие кристаллы. Весь пейзаж был окрашен в белые тона и был призрачно тих. Лишь вдалеке с того направления, где располагался Сталинград, этот проклятый город, который нам не удалось взять, доносились слаборазличимые звуки боя. Я молча брел за Аугстом, наблюдая за ночными картинами. Вот мы прибыли на первый передовой пост и выслушали часового, который шепотом доложил об обстановке. Ничего необычного не произошло. Полевой телефон стоял в углу наблюдательного поста. Была оборудована позиция для пулемета, а сам пулемет был завернут в брезент, чтобы можно было им воспользоваться при необходимости. Со стороны противника снег лег настолько высоко, что в дневное время можно было скрытно быстро добраться до этой позиции прямо из нор в снегу. Называть эти снежные норы укрытиями или позициями было бы преувеличением. Разводить огонь, чтобы согреться, можно было только по ночам, поскольку днем дым выдал бы местонахождение позиции врагу. И в результате можно было бы ожидать прицельного огня минометов.

Мы прибыли на второй пост. Эта позиция была наиболее удаленной. Она располагалась прямо у подножия высоты 147,6. Здесь также был установлен полевой телефон. Я узнал обоих часовых, так как они раньше служили в других подразделениях нашего батальона.

Аугст прошептал мне:

– Вон та высота является самой важной точкой на этом участке. За нее отвечает майор Вота с его солдатами. При малейшем шуме там мы должны находиться в высшей степени готовности на случай, если понадобится помощь. То же самое касается и подразделения гауптмана Мато справа от нас. Там стоят два подбитых танка, один Т-34 и один наш танк из 16-й танковой дивизии. Сегодня утром солдаты из батальона майора Вота сумели отразить атаку, но кто знает, что будет завтра?

Я посмотрел вверх на холм. Он был едва различим в темноте, но до его вершины было не меньше 100–120 метров.

Нам все еще предстояло проверить еще три поста. Мы не наведывались в укрытия, потому что солдатам нужно было дать отдохнуть. При их мизерных пайках и при этом жутком холоде было бы безответственным беспокоить их, особенно когда никто не знал, когда противник доставит нам новые беспокойства. Только на последнем посту лейтенант Аугст вызвал фельдфебеля Купаля. Я хотел поздороваться с этим старым бойцом моей 7-й роты, еще той, прежней. Без лишних слов мы пожали друг другу руки. Его лицо выглядело исхудавшим, но слегка изогнутый нос смотрел туда же, куда и прежде.

– Купаль, – негромко проговорил я, – лейтенант Аугст теперь останется с вами и будет присматривать за вашим правым флангом. У вас найдется для него место?

– Яволь, герр обер-лейтенант, достаточно места для одного человека.

– Если что-то здесь случится, немедленно звоните!

– Яволь, все ясно!

Я пожал руки обоим моим товарищам и, прежде чем отправиться обратно, пожелал им:

– Берегите себя!

Теперь я полностью отвечал за этот сектор шириной 150 метров. Что принесет завтрашний день? Как долго сможем мы удержаться здесь? На эти вопросы у меня не было ответов. Здесь можно было только верить, надеяться и доверять.

2 января

При первом свете нового дня со стороны высоты 147,6 вновь заговорила артиллерия. Я попробовал связаться со вторым постом. Линия еще работала. Часовой доложил, что артиллерия и минометы русских обстреливают высоту. Потом я различил ответный огонь наших пулеметов. Я ясно слышал звуки боя через наушник. Но в моем секторе было спокойно, если не считать отдельных разрывов минометных мин и случайных рикошетов. Тем не менее я приказал всем находиться в высшей степени готовности, поскольку никто не знал, что будет дальше. Обстановка могла измениться за несколько секунд.