Привольнов и сам бы хотел знать, кто. Он покачал головой.

– Без понятия.

– Жаль, – разочарованно изрек Кременчук. – Я думал, мы с тобой на пару убийцу вычислим.

Жорик развел руками.

– Увы, Гриша. А что, кроме дисков, в квартире больше ничего не пропало?

– Куртка вроде мужская кожаная, ну и брюки с рубашкой.

Лифт остановился, открылись двери. Привольнов с участковым ступили на лестничную площадку и направились к выходу из подъезда.

Привольнов и участковый пешком дошли до РОВД, благо до него рукой было подать. Следователь Викулов находился на месте, однако беседовал со свидетелем и сразу принять их не мог. Пришлось дожидаться в коридоре, когда он освободится. Наконец из кабинета вышел пожилой, судя по суровому виду, недовольный разговором мужчина, и Виктор Владимирович пригласил Привольнова и Кременчука войти в кабинет.

По настоянию участкового Жорик довольно подробно рассказал следователю об украденном у банкира компьютерном диске и последовавших, по его мнению, вслед за кражей событиях, вплоть до убийства Паниной. Однако имени банкира не назвал, сославшись на то, что и сам пока его не знает. Жорик все же рассчитывал раньше милиции добраться до убийцы, а следовательно, до диска и заработать обещанное Мирославом вознаграждение. Дело было деликатное и, возьмись за него Викулов с его медвежьей расторопностью, диск с важной информацией мог уплыть.

Следователь выслушал Привольнова без особого энтузиазма. Судя по рассказу Жорика, дело об убийстве Паниной передадут ему. А на нем до сих пор нераскрытое убийство этой самой Привольновой висит. Хотя, возможно, при расследовании обстоятельств нового преступления удастся раскрыть и новое, и старое. А может, наоборот, оба дела «висяками» останутся. Короче, не знаешь, где найдешь, где потеряешь.

Жорик письменно изложил все то, что рассказал следователю устно, подписался под показаниями и вместе с участковым покинул РОВД.

По пути было до перекрестка. Дальше Привольнов рассчитывал пойти домой, а участковый отправиться к себе в отделение милиции. Пока шли, разговорились.

– И что, никаких зацепок по убийству Паниной? – спросил Жорик.

Участковый покачал головой:

– Никаких.

– Неужели никто из соседей ничего не видел, не слышал?

– Абсолютно. Ничего конкретного пока нет. Консьержка лишь дала показания, что утром в разное время в подъезд входили два или три человека.

– И что за люди? – продолжал допытываться Привольнов.

– Без понятия. По ним сейчас работают оперативники. Это их работа. Я в разыскные дела не суюсь. У меня есть свои обязанности.

– Жаль, я на твою помощь рассчитывал. – Жорик остановился на перекрестке. – И еще одна просьба, Гриша.

Встал и Кременчук. Вопросительно взглянул на Привольнова.

– Опять что-нибудь по беспризорникам?

– Угадал, – удивляясь прозорливости милиционера, произнес Жорик. – Родителей мальчишки нужно разыскать. Фамилия пацана то ли Команюк, то ли Романюк. Он с Украины, вроде бы из Мариуполя. Зовут Женькой. Года четыре назад в Россию приехал.

– Слушай, – тоном смертельно уставшего человека произнес участковый, – достал ты меня со своими оборванцами. Думаешь, мне заняться больше нечем, как розыском их по всему бывшему Советскому Союзу?

– Думаю, заняться тебе есть чем, – грустно улыбнулся Привольнов. – Но иной раз было бы неплохо чисто по-человечески на беды людей откликаться.

Кременчук гордо вскинул голову.

– А ты меня в бесчеловечности не обвиняй! Упрекать каждый может. А поработай-ка лучше на моем месте, побудь в шкуре участкового хотя бы один день, посмотрю, что тогда скажешь. Добреньким за чужой счет всегда легко быть. Так вот, твоим пацаном заниматься мне недосуг, а посоветовать могу следующее. Поезжай на Казанский вокзал. Возле него киоск от телепрограммы «Жди меня» есть. Оставь в нем данные мальчишки. Там ему быстрее помогут, чем в милиции. – Не прощаясь, Гриша повернулся и направился через дорогу.

Привольнов некоторое время стоял, смотрел ему вслед, затем зашагал в другую сторону.

Домой Жорик не зашел, а заскочил в двадцатидвухэтажку, так, на всякий случай, вдруг у консьержки чего интересное узнает. Завидев Привольнова, та вышла из своего закутка ему навстречу. Она недавно видела Жорика в одной компании с участковым и, очевидно, решила, что он тоже из милиции.

– Я хотел бы задать вам несколько вопросов, – сказал он.

Женщина приосанилась.

– Всегда готова помочь нашей доблестной милиции.

– Вот и отлично. – Жорик встал в непринужденную позу. – Извините, ваше имя-отчество?

– Валентина Михайловна, – подсказала консьержка.

– Валентина Михайловна, – официальным тоном заговорил Привольнов, – не буду вас спрашивать, слыхали ли об убийстве Паниной из девятнадцатой квартира, наверняка слыхали. А не заметили ли вы посторонних людей, которые входили бы сегодня утром в ваш подъезд?

На полном, с круглыми глазами и крючковатым носом лице консьержки возникло недоуменное выражение.

– Но позвольте, молодой человек. Меня сегодня уже допрашивали милиционеры, и я подробно ответила на все интересующие их вопросы.

– Я знаю, – с благосклонным видом кивнул Жорик, – но с вами беседовали оперативники, а я из прокуратуры. Это разные ведомства, поэтому я хотел бы лично услышать все то, что вы им говорили.

– Ну, что вам сказать, молодой человек, – осознавая всю значимость собственной персоны, важно проговорила консьержка. – Действительно, утром заходили в подъезд трое незнакомых мне людей.

– Не могли бы вы их описать?

– Пожалуйста. Один высокий такой мужчина, солидный, лет сорока пяти. Лицо гладкое, холеное, густые брови, небольшой нос, глубоко посаженные глаза, пухлые губы, тяжелый подбородок. Одет в темный в полоску костюм.

– Ну, вы, тетя Валя, даете! – восхитился Привольнов. – Шпарите как по нотам. С такой памятью и лексикой только в милиции работать, преступников для оперативных ориентировок описывать.

– Так я же с утра сегодня только тем и занимаюсь, что милиции словесные портреты этих людей составляю, – польщенная похвалой, с довольным видом ответила консьержка. – Волей-неволей вызубрила, кто как выглядит.

– Ну, и отлично. Дальше.

– Второй – старичок. Лет под семьдесят, наверное. Пузатый, седой. Брови мохнатые, глаза навыкате, нос картошкой, щеки во, – и консьержка, изображая, какие именно, поднесла к лицу ладони с растопыренными и полусогнутыми пальцами. – Одет, как пенсионеры обычно одеваются: донашивают старую, вышедшую из моды одежду. Вот и на нем были брючки, темные лавсановые; рубашечка бежевая нейлоновая и курточка болонья.