— Стой! — скомандовала она тете Ане.

— Спешу! — отмахнулась та.

— Куда? — рыкнула мадам Берсон.

И тут тетю Аню осенило, как досадить проклятой Марусе, а заодно и мадам Берсон.

— За подарком! — ответила она.

— Подарком кому? — уточнила мадам Берсон.

— Как кому? — поразилась тетя Аня. — Марусеньке, конечно, у нее сегодня день рождения!

Даты соседей по двору мадам Берсон в голове не держала. Зачем? Будет праздник — позовут. А не позовут, так она сама придет. Делов куча…

Узнав, что можно на шару погулять на дне рождения, мадам Берсон обрадовалась. Во-первых, вкусно поест, во-вторых, можно сегодня не готовить.

— Экономия! — обрадовалась она. Но тут же помрачнела: на именины следовало нести подарок!

«Что подарить этой Марусе? — задумалась мадам. И с каждой минутой таких раздумий Маруся становилась все менее и менее симпатичной. — Духи? — размышляла она. — Можно, конечно, а какие? «Красная Москва» стоит пять пятьдесят! Перебьется Маруся! Может, «Ландыш»? И стоит всего рубль сорок… Нет, нельзя. Маруся на днях этим «Ландышем» свою кошку Сильвию надушила. Говорила, что от блох помогает… Торт?»

Но и торт в смету мадам Берсон не укладывался.

Мимо проходил сосед Герцен. Мадам его остановила:

— Герцен! Что дарють на аманины?

— Цветы! — подсказал Герцен.

— Скольки цветов?

— Любое нечетное количество!

— И одну цветок можна?

— Конечно!

Мадам Берсон повеселела. И пошла домой переодеваться. Она надела крепдешиновое платье, взяла сумку, чтоб украдкой сбрасывать туда угощение, и пошла ломиться в Марусину дверь.

Маруся ни о чем плохом не подозревала, а просто отдыхала после работы. Через две недели в театре намечалась премьера грандиозной оперы про революцию под названием «Арсенал», и надо было одеть огромное количество «наших» и «ненаших»… Так что домой тетя Маруся приходила поздно и очень усталой. А тут еще тетя Аня с идиотским вопросом, почему она, Маруся, такая зеленая…

В общем, прилегла Маруся, даже задремала, а тут мадам Берсон в дверь ломится. Открыла Маруся…

— Маруся, — начала мадам, — у тебя сегодня день рождения…

Маруся хотела опровергнуть этот неочевидный факт, но решила выслушать до конца.

— На день рождения дарют цветы, даже розы, — продолжала мадам Берсон, — вот я и решила подарить тебе розу… — Тут мадам сделала паузу. — И вот я тут!

Затем, оттеснив оторопевшую Марусю, она проникла в комнату, спеша посмотреть, какие яства ожидают ее на праздничном столе.

Но стол был пуст.

На лице мадам появилось горькое изумление.

Тем временем Маруся пришла в себя.

— Роза, а откуда ты узнала про день рождения?

— Как откуда? — поразилась мадам. — Мне Аня сказала!

— Ах, Аня… — протянула Маруся. И продолжила: — Знаешь, Роза, сейчас довольно жарко…

— И не говори… — поддакнула мадам Берсон.

— А Анина квартира самая прохладная…

— Ну! — согласилась мадам Берсон.

— Вот мы и решили накрыть праздничный стол у Ани. Часиков в десять. Когда жара совсем спадет…

— Прекрасно! — обрадовалась мадам Берсон. — Значит, в десять?

— Да-да, приходи, — ободрила ее Маруся. И добавила: — Да, Роза, кстати, не в службу, а в дружбу: пригласи еще Симу, Риву с Петей, Межбижера и… — тут она назвала имена еще пяти соседей. — Скажи, что сюрприз намечается… И еще… — Тут тетя Маруся слегка замялась. — Знаешь, Розочка, Аня так старалась, так старалась! Надо бы ее как-то отблагодарить… Я знаю, что у нее есть заветная мечта…

— Какая? — стала выяснять мадам Берсон.

— Ты будешь сильно удивляться, но Аня мечтает о новой швабре…

— Что ты говоришь! — поразилась мадам Берсон.

— Швабра у меня есть, — тут Маруся достала из угла швабру, — но надо ее как-то Ане вручить… Может, ты возьмешься? Ты ж такая деликатная…

Мадам Берсон, узнав, что она такая, как его, деликатесная, сразу согласилась, захватила швабру и ушла.

А Маруся снова легла отдыхать, думая, что кому-кому, а Ане сюрприз гарантирован. Да и мадам Берсон, пожалуй, тоже.

Дальнейшее представить несложно. А вот перо мое немеет…

Межбижер сидел на лавочке у ворот и мечтал о Ленинской премии. Он буквально видел, как выходит в белом парусиновом костюме и в галстуке — не забыть бы занять у Герцена! — в президиум, как сам Леонид Ильич Брежнев цепляет ему на грудь медаль с красной колодкой и выдает пятьдесят, нет, лучше сто тысяч рублей. А потом Леонид Ильич подходит к трибуне и торжественно говорит:

— Межбижер, ты на всю голову идиот!

Межбижер вздрогнул. Такого он от вождя не ожидал. Скупая слеза уже готова была промыть себе дорожку на его щеке. Но тут он сообразил, что Брежнев говорит голосом мадам Берсон, и открыл глаза.

Так и есть. Вместо Кремлевского дворца, медали и денег — подлая мадам в халате шестидесятого размера на босу попу.

И Кремлевский дворец, и медаль с профилем вождя Межбижер ей бы простил, но деньги… Он же почти держал в руках эти фантастические деньги! Нет, это простить невозможно! Надо мстить, мстить и мстить! А пока…

— Чего надо? — вступил в пререкания с мадам Межбижер.

— Ничего, — успокоила его мадам. — Поговорить!

Разговаривать с какой-то мадам Берсон почти лауреату Ленинской премии? Еще чего не хватало! Но надо снисходить, надо…

— Обо што?

— За жизнь… — застеснялась мадам.

— Разве ж это жизнь, — затянул Межбижер, намекая на утерянные тысячи, — это ж грабеж!

— Где грабеж? — кинулся проходивший мимо участковый Прямосутренко, расстегивая кобуру.

— Тут! — начал настаивать Межбижер. — На этом самом месте!

— Кто? — продолжил опрос Прямосутренко, доставая из кобуры шкалик и тут же трусливо запихивая его обратно.

— Она! — охотно выдал мадам Межбижер.

— Я? — схватилась мадам за то место, где, по ее понятиям, предполагалось сердце.

— Кого? — приступил к следственным действиям Прямосутренко.

— Мине… — пожалелся Межбижер.

— Сколько? — стал уточнять, слюнявя карандаш, Прямосутренко в блокнот, который достал из голенища…

— Сто тысяч рублей! — не стал скрывать горькую правду Межбижер.

— Тю, божевольный! — взвыла подслушивавшая тетя Аня.