То же самое, в свою очередь, будет происходить и в 2020-х годах, что усилит политический кризис. Обычный гражданин не в силах объять всю сложность устройства федерального правительства. Но так происходит не из-за нехватки образования или интеллекта: ведь устройство власти не вполне понятно даже тем, кто находится внутри нее самой. Внешние наблюдатели также не могут постичь благие намерения или проверить компетенции властного аппарата, а непонятность неизбежно приводит к недоверию. Когда используется термин «глубинное государство» (deep state), предполагается, что федеральное правительство – это, согласно утверждениям его сторонников, высокорациональная, всеобъемлющая и хорошо управляемая система. Если это так, то многие приходят к выводу, что действия властей, от неудавшихся войн и плохо продуманного наблюдения за гражданами до неработающих программ по борьбе с бедностью, преднамеренно задумывались провальными.

Непроницаемое федеральное правительство породило недоверие, которого отцы-основатели как раз и хотели избежать. Они создавали демократическую республику, в которой общественность избирает представителей, а эти представители контролируют работу власти. Третий цикл близится к завершению, и проблема в том, что народные избранники не в состоянии как следует контролировать работу федерального правительства. Четыреста тридцать пять народных избранников не могут понять, что происходит, – равно как и администрация президента. Каждый из них имеет несколько помощников, не слишком разбирающихся в тонкостях внешней и внутренней политики. И дело не в размере, потому что правительство, безусловно, должно быть большим, чтобы заботиться о большой и неоднородной нации. Проблема заключается в зашкаливающей сложности и запутанности, когда подгруппы экспертов не сотрудничают, не доверяют друг другу и плохо работают сообща.

Создаются дополнительные прослойки чиновников с крайне узкой специализацией, и, следовательно, они не способны понять экспертов, отвечающих за узловые проблемные точки. Однако проблема лежит скорее в плоскости культуры. Эксперты могут понимать и испытывать чувство солидарности со своими коллегами, потому что они говорят на одном языке и, вероятно, имеют общее или схожее прошлое. Попечитель часто становится частью той сферы, о которой должен заботиться, а выборный чиновник, который явно не понимает языка эксперта, не способен выполнять свои обязанности.

Кризис в 2020-х годах углубится еще и из-за того, что федеральное правительство не сможет отказаться от крайней вовлеченности в жизнь общества. Это будет невозможно, потому что в противном случае разорвется множество связей, слишком много операций останутся невыполненными. Как правительство сможет защитить своих граждан на фоне роста угроз? Чем заменить Министерство национальной безопасности и все его инициативы по предотвращению угроз, если не повышать тщательность досмотра в аэропортах с помощью программ вроде CLEAR, которые идентифицируют путешественников по отпечаткам пальцев или сетчатке глаз? Для большей эффективности необходимо разрабатывать новые программы централизованной идентификации и проверки. Сдвиг после 11 сентября был так же неизбежен, как и после Гражданской войны или Второй мировой. Сложность существующей системы, наряду с насущной необходимостью в том, чтобы кто-то повторял предпринимаемые федеральным правительством шаги, приведет даже к чему-то большему, чем тактический сдвиг. Данная проблема будет покоиться в основании всех 2020-х годов. Ее можно заметить в растущей напряженности между защитой безопасности американских граждан и нарушением их прав на неприкосновенность частной жизни. Эта напряженность перерастет в социальные проблемы, и в ближайшее десятилетие, особенно ближе к выборам, они станут острыми политическими проблемами.

Перед началом третьего цикла, накануне Второй мировой войны, во главе правительства стояли люди, чья легитимность основывалась на результатах выборов и чьи назначенные лица отбирались благодаря своим политическим навыкам и лояльности. Поступки этих помощников были основаны на политических соображениях и иногда находились вне закона. Они поддерживали тесный контакт со своим начальством, желавшим быть переизбранным и потому приветствовавшим стабильность. Они стремились к политическому эффекту, и политические мотивы пронизывали деятельность правительства. Их преимущество состояло в том, что от них не требовалось совершенствовать нацию или государство. Они были скромными винтиками огромной беззастенчивой машины под названием США.

Ключом к первым двум институциональным циклам был здравый смысл. Как и во время основания государства, предполагалось, что существует слой американского общества, который, благодаря опыту и воспитанию, выработал в себе здравый смысл, достаточный для понимания принципов функционирования правительства. Скорее всего, это были не самые бедные граждане, ведь последним не хватало соответствующего опыта и времени. Совершенно не обязательно они должны были быть и богатейшими людьми, чьи интересы, как правило, отличались от интересов большинства населения. Однако имелся слой, способный управлять, руководствуясь собственным здравым смыслом, а не узкоспециализированными знаниями. И это были избранные президенты, конгрессмены и судьи, которым люди отдали предпочтение: они были достаточно образованными, чтобы разбираться в проблемах и осуществлять властные полномочия. А вот появление класса, основанного на узкой специализации, стало прямым вызовом здравому смыслу, понимаемому теперь как дилетантская и недостаточная система взглядов. 

* * *

После Второй мировой войны эта новая модель, главным элементом которой являлись эксперты, управлявшие отдельными фрагментами проекта и делегировавшие на более высокие уровни задачу общего понимания и объединения того, чем все они занимались, привела к внушительной экономической и социальной эволюции. Но в то же время система вызвала к жизни и глубокую институциональную проблему. Во-первых, здравый смысл, ответственный за первый этап, был оттеснен с передовых позиций управления. Во-вторых, сумма экспертных знаний оказалась меньше – а не больше, – чем ее составляющие. В большинстве своем эксперты не работали сообща, и проекты, изначально бывшие целостными, стали фрагментированными, причем каждая часть функционировала сама по себе. Основная претензия к Закону о доступном здравоохранении была в том, что эксперты создали весьма пространный документ с трудными для понимания правилами, и эти правила не всегда соотносились друг с другом. Технически каждая часть была законченной, но ни один человек, задействуя только свой здравый смысл, равно как и эксперт, не был в силах его понять.

Рассмотрим следующий пример. На протяжении большей части американской истории судьи Верховного суда были, как правило, юристами, но не обязательно имевшими опыт работы именно в качестве судей. Они были отобраны по политическим причинам и за наличие здравого смысла. Примером из третьего цикла был Эрл Уоррен, юрист, служивший в армии во время Первой мировой, а затем ставший окружным прокурором. Он занялся политикой, стал губернатором Калифорнии, а затем выдвигался как вице-президент в паре с кандидатом в президенты Томасом Дьюи, который проиграл Гарри Трумэну. Когда Уоррен третий срок находился на посту губернатора, Эйзенхауэр назначил его председателем Верховного суда. Он был далеко не специалистом в области права, но обладал мощным здравым смыслом. В начале 1950-х годов, когда получило широкую огласку дело о сегрегации в школах, известное как «Браун против Совета по образованию», Уоррен признал, что этой практике следует положить конец. Он также понимал, что, по справедливости, суд должен принять единогласное решение. Поскольку он был политиком, то считал, что это не юридический, а политический вопрос, и сосредоточился на том, чтобы убедить всех членов суда, включая южанина Тома Кларка, проголосовать за неконституционность сегрегации в школах. Уоррен использовал здравый смысл и политическое мастерство, а не юридические знания.