Приходила Адела, демонстративно принюхивалась. Хотя чего тут принюхиваться? Запах гари буквально глаза ел. Меня ни тем, ни другим было не пробрать, поэтому, поглядывая на меня с сожалением, Адела распахнула окна и, пробормотав напоследок что-то вроде «вся в отца», снова оставила одну.

Спать я отправилась далеко за полночь, и то только потому, что, как оказалось, непреднамеренные «вбросы» дара, особенно если магия пока только зарождается, очень выматывают, сиречь оставляют без сил. Признавшись себе, что чудом остаюсь в сознании, а картинка перед глазами плывет все чаще, я со вздохом прижала папин гримуар к груди и удалилась в спальню.

Отчаянно зевая, приготовилась ко сну и легла, укрывшись тонким, но теплым покрывалом. Последние мысли были о Фиаре. Усилием воли я прогнала из мысленных видений страшные картинки, которые услужливо подсовывало воображение, и провалилась в сон.

* * *

Я хорошо помнила это место.

С легкостью узнала тропинку, деревья… даже небо над головой казалось каким-то родным. Я была в Ньюэйгрине, недалеко от замка, в котором родилась и в котором выросла. Кажется, граница нашего герцогства. С землями церковников — Панемусом.

Стоило вспомнить, как все вокруг заволокла тьма и в памяти воскресли воспоминания, когда была здесь в последний раз. Сначала в видениях, посланным Велесом, после — когда Фиар рассказывал правду об отце.

Я бежала через лес, продиралась через колючий кустарник, кашляла от густой, словно чернила, тьмы и знала: это ночь, когда умер отец.

Я спешила из последних сил. Падала и снова поднималась. Принималась бежать, но ноги словно деревенели, казалось, что я бегу, но вместе с этим не могла сделать и шага. И вместе с тем откуда-то знала, что все кончено. Что-то подсказывало, что отца больше нет.

Было в этой черноте, разлившейся в воздухе, не что-то тревожное, как в прошлый раз, а какая-то безысходность. Что-то, чего уже нельзя изменить.

Предчувствие не обмануло. Я опоздала.

Точнее, с размаху налетела на Андре.

Ахнула, отскочив назад, упала и принялась отползать.

Но вскоре поняла, что напрасно тревожусь. Андре не видел меня. Он с тревогой вглядывался куда-то позади меня.

Я оглянулась. Из кустов вышло трое.

Лицо одного показалось мне знакомым, и, узнав его, я зажала рот ладонью. Это был тот самый аббат, который вышел мне навстречу из фиолетового шатра. Вторым был настоятель монастыря Доринже, побочный сын отца герцога Эберлея. Третий… Его лицо мне было незнакомо.

— Все? — немного подавшись вперед, спросил Андре.

Настоятель Доринже кивнул.

— С герцогом покончено, — добавил аббат.

Я застонала от горя.

Во взгляде Андре не было и тени сожаления.

Губы его дрогнули, но никто на поляне не услышал его слов. Никто, кроме меня.

— Теперь ничто не помешает мне прийти за тобой, фея Эя.

Потянулись серые, похожие один на другой дни. С одной стороны, у меня были пробуждающаяся магия и куча новых знаний, которые надлежало усвоить, если хочу стать хорошим магом и добросовестным учеником Велеса.

С другой — грозовой тучей над всем Полерским лесом висела весть о пропаже волчат, а от Фиара не было весточки. Я ни на минуту не сомневалась в Звере, но словам Барсы, что ни один волк не выходил живым из рук церковников, тоже не было никакого основания не верить.

Постоянно, когда не сидела, закрывшись в кабинете, я думала о Фиаре и несчастных похищенных детях, и, должно быть, настроение мое передалось природе. Небо было серым, низким, неприятно набухшим. Иногда оно прорывалось ливнем, словно прохудившийся ковш, но чаще просто моросило грибным дождем.

Замок продолжал жить привычной жизнью, но днем волчицы ходили с опухшими от слез глазами, а ночью раздавался их слаженный вой. Призывы к Луне.

Меня с собой больше не брали, хоть я и просилась.

— Альфа сказал беречь тебя, — ответили мне, и этим было все сказано.

Я и сама понимала, что в то время, когда кругом рыщут шпионы церковников, покидать замок небезопасно, тем паче носиться ночами по лесам. И все же испытывала потребность в беседе с Луной. Поэтому выходила ночью на балкон и звала. Просила. Молила. Требовала.

Вернуть мне его. Живым. Невредимым. Вернуть волчат. Не дать детям пострадать в руках извергов… Просьб было много, очень много, а просить одной, без волков, без своей стаи… Яне знала, слышат ли меня.

Чтобы забыться, а также быть в боевой готовности, когда придет время, я училась.

Училась до скрежета в мозгах, до онемения рук, пальцев, до потери сознания.

Когда сил совсем не оставалось, я плакала, ощущая себя настолько тупой, что даже не в силах впихнуть в себя и капли знаний.

Пила крепкий кофе с таким количеством сахара, что напиток больше напоминал сироп, ела ложками мед и училась, училась, училась дальше.

Я понимала, что моих сил пока не хватит на что-то серьезное, вроде осознанного управления грозой или ледяных стрел, да что там… Меня не хватало даже на то, чтобы высушить лужу (та самая, первая, но далеко не последняя лужа высохла за ночь сама). И все же я хотела знать как можно больше, чтобы, когда придет час, не тратить драгоценное время и силы на подготовку.

А еще я узнала, что магия стихий бывает боевой.

Что есть в ней настоящие боевые заклинания.

И что многие мои предки (пусть все они будут безмятежны на далекой Звезде!) ими владели.

Ледяные стрелы, огненные шары, молнии гнева, стены огня, которые можно возводить между собой и противником, сферы с водой, в которых можно приподнимать противника над землей, кипящие ливни, заморозки, метеориты… Заклинаний было очень много, при грамотном бое их с лихвой хватило бы на уничтожение целой армии.

Но проблема была в том, что помимо того, что боевые заклинания требовали полноценного, раскрытого, реализованного дара, для их усвоения приходилось буквально издеваться над памятью. То есть они были сложные, очень сложные, и не дай Луна сбиться во время чтения или плетения пальцами, поменять местами буквы или слова… Поэтому я вытирала слезы и учила дальше, стояла насмерть, но поклялась себе и Луне, что мой отец еще сможет мной гордиться, что довершу начатое им бок о бок с дарованным мне судьбой мужем. С сильнейшим из благородных волков…

— Только бы бок о бок, только бы, — повторяла я в надежде, что муж вернется ко мне. — Как же я была глупа… Надо было тогда… в последнюю ночь… Чего я боялась? Ведь ясно, что нас тянет друг к другу… И что это неизбежно.

Я краснела, а с подрагивающих пальцев на многострадальный ковер осыпались искры. И я снова сжимала зубы и принималась штудировать учебники.

Когда становилось совсем туго, я выходила в сад. Не отходя далеко от замка, упражнялась. Магия земли, возможно, потому, что мой дар решил пробудиться именно с нее, а быть может, просто сказалась любовь к природе, жившая во мне с детства, пока удавалась лучше всего.