Женщина замерла, почувствовав легкое смущение, – ее муж никогда не делал ничего подобного.

Почувствовав что-то неладное, Вериг снова лег рядом с ней и ласково обнял.

– Извини, – хрипло произнес он, гладя ее спину. – Потерял голову, извини. Совсем не собирался пугать тебя, но ты так прекрасна, что я совсем потерял рассудок, так трудно сдерживать себя…

Ларвия приложила палец к его губам, заставив замолчать.

– Я испытываю то же самое, – прошептала она. – Но все так ново для меня: муж не занимался со мной любовью, делал все очень быстро и, притом, так редко. Ему хотелось иметь детей, и его не волновало…

– Не думай об этом сейчас, – ласково проговорил Вериг. – Думай обо мне и только об этом, – он опустил ее на спину и лег на нее, придавив своим весом она снова почувствовала сквозь шерстяные штаны его возбужденное тело.

– Что, – спросил он, прижимаясь к ее обнаженным ногам, – нравится?

Ларвия беспомощно застонала.

Он еще сильнее придавил ее своим телом и начал вращать бедрами, беззвучно открыв рот, но дыхание перехватило.

– Видишь, что ты делаешь со мной? – хрипло проговорил Вериг.

Ларвия пыталась что-то ответить, но не могла: взяв ее за руки, он прижал ее к постели, наклонившись над ней, везде целовал обнаженное тело; обхватив за талию, наклонил голову вниз – на этот раз от сомнений не осталось и следа. Не в силах произнести ни звука, она погрузила пальцы в его волосы.

Потеряв невинность в двенадцать лет, Вериг знал, что делал, но, никогда не имея дела с такими женщинами, как Ларвия, не мог предугадать ее реакцию на его ласки, особенно после печального опыта с Сеяном, способного убить желание в любой женщине. Однако страхи были напрасны: Ларвия, тихо вскрикнув, расслабилась, беспомощно качая головой из стороны в сторону, а когда уже не стало сил больше ждать, страстно прильнула к нему, впившись пальцами в его плечи.

– Пожалуйста, – молила она. – Сейчас. Возьми меня.

Вериг повиновался: встав, быстро разделся, затем лег к ней в постель, повернул к себе лицом, взял ее руку и положил себе на грудь. Она стонала и, закрыв глаза, спрятала лицо на его плече, продолжая ласкать его, доводя до предела.

– Подожди, – вскрикнул он, отстранившись от нее.

– Тебе больно? – спросила она, беспокоясь.

Он закрыл ее глаза рукой, а вторую вытянул вверх.

– Нет, не больно, – после паузы ответил Вериг. И, взяв ее руки, положил к себе на шею, располагаясь над нею. Чуть заторможено, ее ноги обвились вокруг него, предвкушая проникновение, – здесь у нее имелся кое-какой опыт. Когда это произошло, глубоко из горла у нее вырвался стон удовлетворения, удостоверяющий, что можно испытывать такое божественное чувство. Вериг был полон страсти и глубоко проникал в нее; ее муж, едва успев закончить акт, скатывался на постель, оставляя молодую жену неудовлетворенной и безразличной, – замужество совсем не подготовило ее к таким отношениям. Она крепко прильнула к нему, боясь изменить позу, чтобы не прекратилось удовольствие.

Она легко уловила ритм его движения и присоединилась к нему, усваивая уроки наслаждения в исполнении прекрасного учителя.

* * *

– Я люблю тебя, – произнесла Ларвия, уютно прижавшись к его телу. Прохладный весенний ветерок из галереи охлаждал их влажную кожу.

Вериг взял одеяло и накрыл им обоих.

– Ты в этом уверена? – спросил он, крепко обнимая ее. – Ведь удовлетворение и постель, – это не одно и то же.

– Я полюбила тебя еще до того, как ты лег со мной в постель, Вериг, тебе это прекрасно известно: и, наверняка, не пришло бы в голову придти ко мне, если бы не был уверен в этом.

– Но не был уверен, хватит ли у тебя сил признаться в любви.

Вдруг он резко поднялся, подошел к двери и заложил стулом дверь на запор.

– Если Нестор попытается сюда войти сегодня, я его убью, – мрачно заявил он.

Ларвия прикусила губу.

– Ты же говорил, что все спят.

– Думаю, что он не спит, а словно тень, бродит по всему дому в любое время дня и ночи, – ответил Вериг.

Он снова лег к ней в постель, и она тут же повернулась к нему навстречу, обнимая. Ларвия не могла насытиться ощущением его крепкого тела, запахом и цветом кожи, светлыми волосами, величиной его мужской плоти – все его крупное тело, крепко обнимающее ее, пьянило и заставляло чувствовать себя маленькой, женственной и защищенной. Получился слишком роскошный банкет после длительного поста, и она чувствовала, что скоро снова проголодается.

– Неужели ты смог бы уйти от меня сегодня? – спросила она, гладя его грудь.

– Я понял, что это необходимо сделать. Ты не можешь себе представить, что значит ежедневно видеть тебя, быть с тобой рядом и одновременно понимать, что ты для меня недоступна.

– Очень хорошо это представляю, – с чувством произнесла она, и он улыбнулся.

– Никогда не мог подумать, что когда-нибудь смогу полюбить тебя, – начал он и замолчал.

– Да, понимаю, – она глубоко вздохнула. – Сначала я тебя тоже ненавидела. Ты мне показался таким наглым и высокомерным, – она наклонилась к нему и поцеловала ямочку у основания шеи, как раз над обручем. – Но даже тогда не могла не заметить, как ты красив.

Вериг фыркнул.

– По римским канонам, такие, как я, не считаются красивыми. Римляне едва ли считают галлов за людей.

– Они так не считают, а так говорят, боясь вас.

– Но мы же покорены, Ларвия. Разве не слышала об этом?

– После очень упорного сопротивления. Если бы у вас была, хотя бы наполовину такая, как римская, армия, и столько же оружия, победили бы вы – все об этом знают.

Он внимательно взглянул на нее.

– Откуда тебе это известно?

– От деда.

Вериг фыркнул.

– Каска – враг Цезаря, скажет что угодно, лишь бы умалить победу диктатора в Галлии.

– Это еще не все: он посоветовал взять деньги из банков и перевести их в золотые слитки и монеты, чтобы легко можно было бы взять с собой.

– Взять с собой? – Вериг вопросительно взглянул на Ларвию.

– Предполагает, что скоро может что-то произойти.

– Что именно?

– Политические стычки.

– Но у него и сейчас их достаточно.

Ларвия пожала плечами. Волосы каскадом струились по ее плечам.

– Не знаю. Но в последний раз дед казался таким… нервным. Даже можно сказать, напуганным. Должно быть, скоро что-то произойдет, – она положила голову ему на грудь, его рука крепко обняла ее.