Семка подскочил.

– Леха! Ну так карта легла! Дай мне полгода в том комитете все разнюхать. Я тебе такую должность организую – до конца жизни благодарить будешь!

– Брось! – отмахнулся Лешка.

Семка дверь загородил.

– Да не обижайся, как баба! Ты же все понимаешь. Тут я уже никто. Там – пока еще никто. Это я тебе по секрету про новую должность в КГБ, а у самого еще – проблем и проблем… Важа говорит, что лучше прийти в комитет с каким-то делом… Ну, там, злоупотребления какие-нибудь выявить. Или обратить внимание коллег на подозрительных граждан…

– Шпионов по степи гонять будешь? – грустно усмехнулся Лешка. – Или устанавливать личности тех, кто радио «Свобода» слушает?

– Радио «Свобода» слушают все, кому не лень, – отмахнулся Семка. – Мне нужна тяжелая артиллерия! Пробить этот комитет раз и навсегда. Например, изловить диссидента. Жаль, мы не рядом с Карпатами… Там диссидентов, говорят, хватает, а в нашей степи – одни колхозники! Танцы в клубе – и вся им политика.

Лешка хмуро глянул на Семку, уже коснулся дверной ручки и вдруг спросил:

– А… кого диссидентом считать можно?

– Стыць! Ты что, политически безграмотный? Неблагодарных подонков, которые ненавидят советскую власть! Они придумывают анекдоты про Брежнева… Кстати, я один знаю… Потом расскажу – упадешь от смеха. Еще они издают подпольную литературу, которая льет грязь на наш строй, и все такое.

– И есть такие? – совершенно серьезно спросил Лешка.

– Не знаю, – честно ответил Семка. – Говорят, на Западной есть, а у нас больше жидами занимаются.

Лешка недобро прищурил глаз и тихо сказал Григорьеву:

– А ты забери того придурка, который к моей жене… И прозвище у него подозрительное – «немец».

Семка вмиг оценил идею, оживился.

– А ну, идем, – потянул Лешку в гостиную. – Еще по одной.

Выпили.

– Что нужно, чтобы немца за решетку упрятать? – спросил Лешка.

– Тю ты! Тю ты! – разволновался Семка. – Ну, компромат какой-нибудь.

– Какой? Давай, Сема! Думай быстро! У меня времени нет. Хочу, чтобы сегодня же его не стало!

– Листовку с карикатурами на вождей. Или призывы к свержению власти…

– Та-а-ак! Рисовать я не умею, а написать что-нибудь смогу! – Глаза у Лешки стали сумасшедшими. На Григорьева зыркнул. – Неси ручку и бумагу!

– Сдурел?! Первая же экспертиза определит, кто писал, когда и в чьем доме!

– Хорошо! Через полчаса – я у тебя! Дождись! – Лешка вскочил и вылетел прочь.

Через полчаса ошалевший Семка читал текст, коряво написанный на шершавом картоне: «Приглашаем всех сознательных ракитнянцев посетить лекцию “Хватает ли вам того, что корыто полно?”. Лекция пройдет в воскресенье. Подходите к восьми вечера на ставок за селом. Степан Барбуляк».

– Что это? – у Семки челюсть отвисла.

– Антисоветская листовка! – Лешка бросил на стол еще пять таких же картонок. – Зашел председатель к бригадиру Барбуляку. Увидел, что тот объявления пишет. Забрал! Барбуляку морду набил, чтоб не смел, выходит, гадюка, на советскую власть пасквили писать. Поехал к своему товарищу Семену Григорьеву посоветоваться…

– Так, так, так… – Семка нервно дернулся. – Хорошо, хорошо… – умолк. – А почему «на ставок»?

– Все село знает, что он… туда каждую ночь ходит!

– Так, так, так… В воскресенье… А сегодня что?

– Пятница!

– Так, так, так…

– Что «так, так»?! Звони!

– Куда? – напрягся Семка.

– Важе! Мне, Сема, гарантии нужны! Я так рискую не ради твоей успешной карьеры, – умолк, сообразил. – Хоть я и рад, что тебе это поможет. Может, и ты мне потом чем-то поможешь…

Семка опрокинул один коньяк для храбрости и позвонил Важе Чараташвили.

– Черт! Черт! – визжал от восторга через несколько минут, когда осторожно положил трубку на телефонный аппарат и забегал по гостиной. – Леха! Важа сказал – это так вовремя! У них комиссия… Для статистики…

– Сема! Остановись и говори конкретно. Что сделают?

– Едут! Уже едут! После обеда заберут. Мне велели с компроматом… в областное управление! – потер ладони. – Леха! Я поехал! – Остановился. – А… как же ты? Ты ж хотел… Из Ракитного?

Лешка усмехнулся хищно.

– А зачем мне теперь из Ракитного уезжать? Нет причины! Я, Сема, в Ракитном – царь.

– Ты… того… – Семка задумался. – Со мной поедешь. Показания напишешь. Поверь мне! Тебя эта бумажка потом еще сто раз прикроет.

– Поехали! Не хочу даже взглядом с этой тварью встречаться. Пусть его заберут, потом и вернусь.

Хотели еще выпить – за успех дела, – но передумали. Зачем областных кагэбэшников запахом пугать? С тем и двинули в область.

Татьянке так любопытно было увидеть, с каким настроением Степка возвратится домой, что она и не думала ложиться. Слонялась по хате, как заведенная, выглядывала в окно и даже рисовала в воображении мрачные картинки издевательств, каким подвергнет Барбуляка крепкий и грубый председатель, но когда немец заскребся у двери и она открыла, злость и мстительность испарились, оставив растерянность, страх, жалость и даже сочувствие, потому что узнать Степку было почти невозможно: лицо превратилось в сплошное сине-красное месиво, сломанная рука распухла и тоже посинела. И вместо «Как рыбалка, муженек?» Татьянка простонала:

– Господи! Да разве ж так можно?!

Подхватила мужа и потянула в хату. Уложила на диван, крутнулась – компресс, травку заварила, анальгин отыскала, йод, бинты…

– Потерпи, Степочка! – едва сознание не теряла от страха, обрабатывая перекисью раны на лице немца. – Только до утра потерпи. Утром попрошу у отца машину и отвезу тебя в район.

– Руку… Руку нужно… – просипел немец.

– Что? Что «руку»?

– Ветку какую найди… К руке прикрепить нужно… Сломана…

– Сейчас, сейчас…

От ящика планку деревянную отломала, бинтами к Степкиной руке привязала.

– Как же это… – спрыгивало с языка любопытство, но библиотекарша опомнилась. Потом все до капельки узнает. Никуда немец не денется. Пусть лучше поскорее поправится, потому что трое детей – дело хлопотное.

– К отцу утром не ходи, – едва слышно попросил Степка. – Не поеду в район. И тут на ноги встану.

– Хорошо, хорошо… – ответила торопливо. – Может, чая тебе какого согреть? А то еще простудишься ко всему в придачу…

– Все равно… Ничего не хочу, – ответил немец, и Татьянке показалось, что из отекшего глаза потекла красная, как кровь, слеза.

У библиотекарши вмиг настроение поменялось. Это что ж такое получается? Она вокруг него крутится, а он – «Ничего не хочу!» Быдло неблагодарное! Мало ему председатель врезал! Татьянка манерно сложила руки на животе и уже совсем без сочувствия спросила: