Призрачные крылья вздымаются за плечами Морфея; они окутывают его, заворачиваясь внутрь, как лепестки луноцвета под палящими лучами солнца. Вскоре Морфей окружен облаком, густым как туман и пахнущим кальяном. Внутри перебегают синие молнии.

Еще мгновение – и крылья распахиваются во всей красе. Они рассекают дымку, разгоняют ее, обнаруживая Морфея в его подлинном обличье: безупречная бледная кожа, узоры под глазами, похожие на извилистые побеги плюща. Драгоценные камни в форме слез блестят ярко и ослепительно, переливаясь всеми цветами радуги. Оттенков столько, что настроение невозможно угадать.

Коротко стриженные волосы Финли сменились густыми синими локонами до плеч, спутанными от обилия электричества, которое по-прежнему источают пальцы Морфея. Крылья раскинуты за спиной, одновременно великолепные и грозные.

Все очарование пропадает. Это Морфей как есть. Я прислоняюсь к стене, чувствуя, как зудят бугорки на лопатках – моим крыльям тоже хочется поучаствовать в преображении. С предплечья у Морфея исчезла татуировка, и родимое пятно слабо светится синим: под кожей, как змея, извивается кольцами магия.

Мои пальцы подергиваются, вспоминая, как прикасались к этому пятну прошлым летом… как Морфей исцелил меня.

Сделав широкий жест, Морфей гасит свечение.

– Посмотрим, как ты справишься одна, – произносит он хрипло и обиженно. – Лично я считаю, что завтра еще не успеют закончиться уроки, как ты приползешь на коленях, умоляя, чтобы я вернулся.

Он швыряет ключи от машины на пол, поверх шляпы и одежды.

А затем превращается в огромного махаона и зависает в воздухе. В моем сознании звучит голос: «Я не стану искать тебя в твоих снах, ни сегодня, ни когда-либо впредь. Теперь тебе самой придется найти меня. Я буду ждать среди утраченных воспоминаний. Спи крепко, детка».

Взмахнув крыльями, Морфей покидает мой дом – и мою жизнь. Так же стремительно, как он в нее ворвался.

Когда Морфей улетает, меня охватывает сожаление. Чем больше я об этом думаю, тем яснее становится, что он не посещал моих мыслей с тех пор, как показался Джебу в обличье Финли. Даже в том сне, в больнице, это был не его голос. Я слышала шепот, который мог принадлежать кому угодно, хотя бы и мне самой.

Морфей говорил правду. Он открыл свою душу, а я ударила по больному. Он всего лишь хочет спасти Страну Чудес, а я веду себя как последняя трусиха.

Солнце льется сквозь жалюзи и отражается от осколков на полу, отбрасывая розовые пятна на стены. Эта безмятежность совершенно противоположна тому, что я чувствую. Я не в силах подобрать осколки: слишком многое разбилось сегодня. Столько, что я даже не знаю, с чего начать.

От угрызений совести меня отвлекает чей-то храп. Я подхожу к шкафу. Там, свернувшись клубочком, лежит Кроллик. Свалившейся с вешалок одеждой я накрываю его – для маскировки. Он чмокает губами и глубже зарывается в обувные коробки и ремни. Хоть Кроллик жутковат, когда бодрствует, в спящем виде он трогателен и беззащитен.

Его безопасность – моя первая задача. Нужно отправить Кроллика обратно – через нору. Иначе на него наткнется папа или кто-нибудь другой.

В «Нитях бабочки» на всех стенах висят большие зеркала. Если я скатаюсь туда на машине Морфея, прежде чем папа вернется с работы, то выиграю немного времени и придумаю, как объяснить, что он у нас делает.

Кроллика можно спрятать в магазине. Он такой маленький, что поместится в рюкзаке. Я приеду до того, как Джен закроет магазин. Я возьму с собой выпускное платье и предложу подменить ее, чтобы она могла уйти пораньше и доделать то, что ей нужно.

План безупречен. Но проблема в том, что случится после того, как я отправлю Кроллика восвояси. Морфея нет. Значит, придется обратиться к маме и поверить ей. Может быть, она знает, как остановить Червонную Королеву и ее зомби-цветы.

А еще надо рассказать всё Джебу, как я и собиралась. И мама поможет мне убедить его, хочет она того или нет.

Я забираю из гостиной рюкзак и останавливаюсь у заднего окна, чтобы посмотреть на маму. Она сидит на травке перед клумбой с серебристой лакрицей и что-то нашептывает в ее перистые ушки. По маминому лицу катятся слезы.

Если бы только она доверилась мне или папе в той же мере, в какой доверяет цветам! Все эти годы они знали маму, как никто другой. Я прикусываю губу. Даже я не настолько далеко зашла, чтобы не понимать, как глупо ревновать к цветам.

Вернувшись к себе, я вынимаю из рюкзака два учебника и кладу их на стол, оставив внутри только полупустую бутылку воды и мобильник. Я звоню Джебу, чтобы договориться с ним – пусть приедет вечером. Слышу автоответчик. Не решившись начитывать сообщение дрожащим голосом, пишу эсэмэс.

«Я пыталась тебе позвонить, как ты просил. Мама в норме». Я медлю. Невозможно написать Джебу, что я еду на работу, чтобы выпустить через зеркало лысое, скелетообразное существо. Приходится импровизировать.

«Я устала… позанимаюсь, потом посплю. Напиши, когда освободишься. Нам надо увидеться сегодня».

Отчасти то, что я сказала, – правда. Я действительно устала. Нужно принять душ, чтобы взбодриться.

Войдя в мамину перламутрово-розовую ванную, я снимаю бальное платье и белье. Захожу в душ и включаю режим массажа. Тепло творит настоящие чудеса с моими усталыми костями и мышцами.

От меня пахнет сладким печеньем, когда я выхожу и вытираюсь. Голова ясная, но тело по-прежнему тяжелое и вялое. Некогда краситься и сушить волосы, поэтому я заплетаю их в нетугую косу, оставив только рыжую прядку свободно висеть спереди. Натягиваю узкие джинсы, с узором из вертикальных красных и черных полос по всей длине. Это рождественский подарок от мамы. Сегодня – первый раз, когда я их надела. Джинсы, и никакого макияжа.

Она бы гордилась мной.

Надев дырявую черную футболку поверх фиолетового топика и зашнуровав высокие сапоги, я вешаю на шею обе цепочки.

Вернувшись в спальню, я убираю платье в чехол, вешаю его в ногах кровати и заползаю под одеяло – прямо в одежде и в сапогах. Неважно, что простыни сырые и пахнут старыми костями и водой из аквариума. Я слишком измучена, чтобы об этом думать.

Слипающимися глазами я смотрю на часы, которые стоят на тумбочке. Там горят красные цифры: 6.15. С трудом нажимая на кнопочки, ставлю будильник на 6.45.

Быстренько вздремнуть… Я успею до папиного возвращения. И буду достаточно свежая, чтобы отвезти Кроллика в «Нити бабочки».

Как только мои глаза закрываются, мозг принимается усиленно работать. Я всё время думаю: а вдруг Морфей прав и мою кровь могут использовать как оружие против меня? Он дитя снов. Он знает, как их толковать. И если Морфей не присылал мне клоуна, кто же это сделал?

Кто породил тот жуткий кошмар, когда я увидела в паутинном коконе тело Джеба?