Мистер Читлинг был старше Плута — быть может, видал насвоему веку восемнадцать зим, — но обращение его с этим молодымджентльменом отличалось некоторой почтительностью, казалось свидетельствовавшейо том, что он признавал себя, пожалуй, ниже Плута, поскольку речь шла охитроумии и профессиональных способностях. У него были маленькие, блестящиеглазки и лицо, взрытое оспой; на нем была меховая шапка, темная, из рубчатогоплиса куртка, засаленные бумазейные штаны и фартук. Правду сказать, его костюмбыл в незавидном состоянии; но он принес извинения компании, заявив, что его«выпустили» всего час назад, а так как он в течение последних шести недельносил мундир, то и не имел возможности уделить внимания своему штатскомуплатью. С величайшим раздражением мистер Читлинг добавил, что новый способокуривать одежду чертовски противоречит конституции, так как прожигаетсяматерия; но нет никакой возможности бороться с властями графства. Подобное жезамечание он сделал по поводу распоряжения стричь волосы, которое считалрешительно противозаконным. Свою речь мистер Читлинг закончил заявлением, чтовот уже сорок два бесконечных трудовых дня у него ни капли не было во рту и«пусть его прихлопнут, если он не усох».

— Как ты думаешь, Оливер, откуда пришел этотджентльмен? — ухмыляясь, спросил еврей, когда два других мальчикапоставили на стол бутылку виски.

— Н-не знаю, сэр, — сказал Оливер.

— Это кто такой? — спросил Том Читлинг, бросивпрезрительный взгляд на Оливера.

— Это, милый мой, один из моих юных друзей, —ответил еврей.

— Значит, ему повезло… — сказал молодой человек,многозначительно посмотрев на Феджина. — Не все ли равно, откуда я пришел,мальчуган? Бьюсь об заклад на крону, что ты скоро отыщешь туда дорогу!

Эта шутка вызвала смех у мальчиков. Побалагурив еще немногона ту же тему, они шепотом обменялись несколькими словами с Феджином и ушли.

Новый гость потолковал в сторонке с Феджином, после чего обапридвинули свои стулья к очагу, и еврей, подозвав к себе Оливера и приказав емусесть возле, завел речь о том, что должно было больше всего интересовать егослушателей. Разговор шел о великих выгодах их профессии, о сноровке Плута, одобродушном нраве Чарльза Бейтса и о щедрости самого еврея. Наконец, эти темыистощились, истощен был и мистер Читлинг, ибо пребывание в исправительном доместановится утомительным по истечении одной-двух недель. Поэтому мисс Бетсиушла, предоставив компании расположиться на отдых.

Начиная с этого дня Оливера редко оставляли одного; почтивсегда он находился в обществе обоих мальчиков, которые ежедневно играли севреем в старую игру — то ли для собственного усовершенствования, то ли дляОливера, — об этом лучше всех знал мистер Феджин. Иногда старикрассказывал им истории о грабежах, которые совершал в дни молодости, и столькобыло в них смешного и любопытного, что Оливер невольно смеялся от души и,несмотря на все свои прекрасные качества, не мог скрыть, что эти истории егозабавляют.

Короче говоря, хитрый старый еврей опутал мальчика своимисетями. Подготовив его душу одиночеством и унынием к тому, чтобы мальчикпредпочел любое общество своим печальным мыслям, старик теперь вливал в нее покапле яд, который, как он надеялся, загрязнит ее, навеки изменив ее цвет.

в которой обсуждают, и принимают замечательный план

Была серая, промозглая, ветреная ночь, когда еврей,застегнув на все пуговицы пальто, плотно облегавшее его иссохшее тело, и поднявворотник до ушей, чтобы скрыть нижнюю часть лица, вышел из своей берлоги. Онприостановился на ступени, пока запирали за ним дверь и закладывали цепочку, и,убедившись, что мальчики заперли все как следует и шаги их замерли вдали,побежал по улице так быстро, как только мог.

Дом, куда привели Оливера, был расположен по соседству сУайтчеплом.[33] Еврей на минутку приостановился на углу и,подозрительно осмотревшись по сторонам, перешел через улицу по направлению кСпителфилдс.

Грязь толстым слоем лежала на мостовой, и черная мгланависла над улицами; моросил дождь, все было холодным и — липким на ощупь.Казалось, именно в эту ночь и подобает бродить по улицам таким существам, какэтот еврей. Пробираясь крадучись вперед, скользя под прикрытием стен иподъездов, отвратительный старик походил на какое-то омерзительноепресмыкающееся, рожденное в грязи и во тьме, сквозь которые он шел: он полз вночи в поисках жирной падали себе на обед.

Он шел извилистыми и узкими улицами, пока не достигБетнел-Гряна; затем, круто свернув влево, он очутился в лабиринте грязных улиц,которых так много в этом густонаселенном районе.

По-видимому, еврей был очень хорошо знаком с той местностью,где находился, и его отнюдь не пугали темная ночь и трудная дорога. Он быстроминовал несколько переулков и улиц и, наконец, свернул в улицу, освещеннуютолько одним фонарем в дальнем ее конце. Он постучал в дверь одного из домов и,обменявшись вполголоса несколькими невнятными словами с человеком, открывшимее, поднялся по лестнице.

Когда он коснулся ручки двери, зарычала собака, и голосмужчины спросил, кто там.

— Это я, Билл, это только я, мой милый, — сказалеврей, заглядывая в комнату.

— Ну, так вваливайтесь сюда, — сказалСайкс. — Лежи смирно, глупая скотина! Не можешь ты, что ли, узнать черта,если он в пальто?

Очевидно, собаку ввело в заблуждение верхнее одеяние мистераФеджина, ибо, как только еврей расстегнул пальто и бросил его на спинку стула,она удалилась в свой угол и при этом завиляла хвостом, как бы давая понять, чтотеперь она удовлетворена, насколько это чувство свойственно ее природе.

— Ну! — сказал Сайкс.

— Ну что ж, милый мой!.. — отозвался еврей. —А, Нэнси! В этом обращении слышалось некоторое замешательство,свидетельствовавшее о неуверенности в том, как оно будет принято: мистер Феджини его юная приятельница не виделись с того дня, как она заступилась за Оливера.Поведение молодой леди быстро рассеяло все сомнения на этот счет, если таковыеу него были. Она спустила ноги с каминной решетки, отодвинула стул и без лишнихслов предложила Феджину подсесть к очагу, так как ночь — что и говорить —холодная.

— Да, моя милая Нэнси, очень холодно, — сказалеврей, грея свои костлявые руки над огнем. — Пронизывает насквозь, —добавил старик, потирая себе бок.

— Лютый должен быть холод, чтобы пробрать вас до самогосердца, — сказал мистер Сайкс. — Дай ему выпить чего-нибудь, Нэнси.Да пошевеливайся, черт подери! Тут и самому недолго заболеть, когда посмотришь,как трясется этот мерзкий старый скелет, словно гнусный призрак, только чтовставший из могилы.