Гаитэ никогда не встречала мужчину, который выглядел бы настолько опасным. Все они, придворные лорды, солдаты, министры были перед ним словно псы перед волком. От него веяло силой, жаждой насилия и мощью.

Он изменился. Как и все они в последнее время. Слухи о его неразборчивых любовных связях стали притчей во языцех. Скандальнее всего были упорные слухи о странном эскорте брата короля, состоящего из самых молодых и красивых женщин, которых молва упрямо нарекала проститутками, хотя в высоких слоях общества таких дам предпочитали мягко называть куртизанками. Их услуги стоили немалых денег.

Почти весь апрель придворные дамы Гаитэ только и шептались о непристойных празднествах во дворце герцога Фальконэ. Рассказывали о том, что начиналось всё вполне благопристойно и чинно, но после ужина, когда гости изрядно набрались, а сумерки сгустились настолько, что слуги зажгли канделябры, начались танцы.

Какого же было удивление гостей, когда куртизанки вышли на паркет совершенно обнажёнными! Из одежды на девушках были только маски, плюмажи и тонкие пояса на чреслах, украшенные сверкающими драгоценностями.

В итоге, танцы получились очень оживлёнными.

По знаку распорядителей пира канделябры переставили со столов на пол, а по паркету рассыпали каштаны. Куртизанки должны были собирать их, ползая на полу между зажжёнными свечами. Гостям же предложили охотиться на девушек, собирающих каштаны.

Всё завершилось свальным грехом. Причём тех из мужчин, кто показал наиболее высокие результаты Сезар лично одарил золотом.

Гаитэ не хотела этого признавать, но слухи о брате мужа больно ранили её. И дело было даже не в ревности, вернее, не только и не столько в ней, сколько в горьком, как пепел, разочаровании.

Она признавала за Сезаром право на любовь, хотя мысль о том, что в его сердце может поселиться другая женщина рвала душу на части. Но рано или поздно это было неизбежно. Гаитэ через боль могла бы с этим смириться. Но тот разврат, тот порочный образ жизни, в который он погружался всё глубже, со всем азартом своей горячей натуры, причинял ей ещё больше мучений.

Любовь, желание найти близкого человека Гаитэ могла понять и принять, но блуд всегда вызывал в ней отвращение. Для неё он имел запах падали.

С безрассудных половых связей всегда начинается распад и гниение души. Это неизбежно, как тлен тела после смерти.

Человек в чёрном был мало похож на того Сезара, которого ещё совсем недавно знала Гаитэ — настоящий бог войны, бессердечный, беспощадный, коварный, жестокий и развратный.

Он ли когда-то рассказывал ей легенды о Белом Волке бегущей по звёздному кругу за своей бессмертной любовью, уверенной, что он пытается догнать её лишь затем, чтобы уничтожить?

С ним ли она бежала через половину страны?

Он ли, дрожащий и обнажённый, сидел в клетке её брата? Он ли держал её за руку, не давая сорваться в распахнутую пасть чумы?

Гаитэ готова была бросить всё, променяв на любовь. Хорошо, что этого не произошло. В конце концов, чтобы она себе не придумывала, для таких мужчин как Сезар женщина всегда будет лишь эпизодом. А для таких женщин, как Гаитэ, эпизодов не существует — лишь серьёзные отношения. Сложно придумать пару более неподходящую.

Всё хорошо. Она королева. И стоит на самой верхней ступени власти. Торн, не считающийся ни с кем, ни слушающий никого, относится к ней с любовью, вниманием и уважением. Глупо думать, что, если бы у них с Сезаром что-то получилось, в его жизни могло быть что-то иначе, чем теперь. Что он оставался бы ей верен. Любил бы её.

Нет! Он такой, какой есть. Любящий риск, войну и удовольствия. А всё остальное лишь фантазии Гаитэ. Призрак, в который она чуть было не поверила.

Наблюдая за тем, как Сезар движется к ним с уверенной грацией хищника, Гаитэ почувствовала желание сломить этого гордеца, поставить на колени, заставить расплатиться за собственные пороки и слабости.

За то, что против воли одно его появление заставляет биться её сердце быстрей.

У неё есть всё, что только может пожелать женщина. Чёрт возьми! Торн ничем не хуже! Она любит своего мужа. Так почему?!.

Как перестать чувствовать эту горячую, животную ярость? Эту ненависть? Как заморозить душу до полного безразличия?

— Ваши Величества, — склонил голову Сезар.

— А! Вот и дорогой зять!

Акцент в голосе короля Руала зазвучал явственней. Он старался казаться добродушным, но в его голосе против воли прорезывались неприязненные нотки.

Гаитэ поняла, что взгляды и внимание всех приковано к Сезару. Он пленял в равной степени и мужчин, и женщин, вызывая у тех и у других зависть, любопытство и ненависть.

Толпа любит всё, что выделяет людей из неё, но никогда этого не прощает тому, кому удалось выделиться. Человеческая натура такова, что хочет обладать всем, что привлекает взгляд и сердце, а если этого не происходит по какой-либо причине, пытается это сломать.

«Я ничем не отличаюсь от других, — поняла Гаитэ. — Что заставляет меня с неприязнью глядеть на тебя, Сезар? То, что ты разочаровал меня своими поступками? Или то, что ты никогда не будешь моим? Что, возможно, не был бы, даже сложись всё иначе? Как горько принимать правду: всё сложилось к лучшему, потому что иначе ты меня бы бросил, как бросал, рано или поздно, всех своих многочисленных любовниц. Быть любимой самое большое желание женщины, быть разлюбленной — самой большой кошмар. Какое счастье, что волей судьбы мне было отказано и в том, и в другом».

Гаитэ с тяжело бьющимся в груди сердце украдкой наблюдала за тем, как Сезар прямиком направился к девушке в фиолетовом и золотом.

Как её там? Графине Бэльмонт?

— Онорина Бэльмонт? — словно прочитав её мысли, протянул Торн, наклоняясь к своему новообретённому другу, королю Руалу.

— Жена моего конюшего, — кивком подтвердил король Валькары. — Ваш брат называет её своей валькарийской лошадкой и скачет на ней при каждом удобном случае, наплевав на все приличия, не скрывая их связи. Вопиющее безобразие. Особенно с учётом того, что он женат на моей родной сестре, с которой после их брака не виделся, по слухам, ни разу.

— Судя по тем же самым слухам вашу сестру это нисколько не печалит, — вскинула голову Эффидель, которая не терпела, когда при ней критиковали Сезара.

— Дорогая сестра, не попробуешь ли ты вон тот прекрасный фрукт?

На губах Торна играла улыбка, а в глазах сверкала молния и явственно читалось: «Заткнись немедля!».

Заиграла музыка. Кое-кто из придворных пустились танцевать. Некоторые особенно нетерпеливые парочки покидали палатку.

И снова, расчистив площадку посредине, началась борьба. Мужчины, раздевшись до пояса, нокаутировали друг друга, а другая часть встречала это громогласными, весёлыми криками.

Одно было хорошо. Кажется, Сезар отклеился от своей подружки, и с азартом наблюдал за этим действием, громогласно рукоплеща каждой победе соотечественника.