на коже мокла рана. Он сделал круглые глаза:

— Это не зомби укусили! Это я упал!

— Ну да. А следы зубов?

— На! — толкнул Лену и она, оступаясь, едва не упала по склону к удолью, но задержалась, ухватившись за бурьяны. Каро молча буцнул юношу и тот турманом полетел вниз в траву, выпуская скэйт. По плитам от аллеи гуськом уже ковыляли мертвецы.

— Пора валить, — Витёк прыжками стал спускаться в другую сторону, к горному саду. Каро бежал рядом и как из пушки, лаял. Бух! Бух! Бух!

Внизу, на аллее, ведущей к розарию мимо скал, они подождали Лену и Лиду. Наверху возле розария, по ступеням ведущим к воротам, сбились в плотную кучу мертвецы. Их будто притянуло туда магнитом.

За плавными холмами по одной из главных дорог ботсада, к сиреневой аллее быстро шли люди. Из низины далее пучился сотами стёкол купол теплицы Зимнего сада.

— Кажется, там еще спокойно, — сказал Витёк и принюхался. Посмотрел на Лиду:

— Чем от вас это пахнет?

— Ладаном, — пояснила она.

Лена отскочила:

— Отпевали, что ли?

— Нет, я в церкви службы стояла!

— И рука у тебя холодная…

— Потому что давление пониженное.

— Один чмырь, — вспомнил Витёк, — Сразу мне сказал, что она мертвячка.

Благим матом закричал юноша в шлеме — он бежал по удолью, а за ним по склону скатывались мертвецы, и потом поднявшись, топали следом.

— Так он приведет всех к нам, — рассудил Витёк.

— Вы очень наблюдательны, — Лида пошла мимо грунтовой дорожкой мимо вытянутых лап можжевельника, покрывавшего скалы. От него исходил запах не хуже ладана.

— Вы куда? — Лена последовала за ней.

— Бить в колокол!

Глава 47

Мила сама не поняла, как это случилось. Вот они стояли около ворот радиопередающего центра, подошел Дима, не успел ничего рассказать — кто его укусил за руку или это простая ссадина. Позади него на дороге возникли мертвецы, среди них упитанный человек в шортах, с мегафоном на шее. Лёха произнес непонятное для Милы:

— Нашел разбежавшихся экскурсантов.

Но времени пояснять не было. Покойник неловко поднес мегафон ко рту и засипел — искаженный голос наполнил пространство резким гулом.

Дима дико посмотрел на Милу, указал вниз, в деревья, и крикнув «за мной!» побежал прочь от тропы по склону.

— Я не могу его оставить, — бросила Мила Лёхе, устремляясь за Димой. Лёха выругался и двинул следом. Ноги сами вынесли их на тропу в грунтовой выемке. Должно быть, тут с Лысой горы спускались лет сто, не меньше.

Оказались в тени деревьев у подножия горы, в обширной долине загнанной под землю Лыбеди.

Оттуда сквозь зелень виднелось шоссе Саперно-Слободской улицы, и много дальше, за полосой зарослей, скрывавших железную дорогу — небоскребы на противоположной Черной горе.

По дороге редко, но проезжали машины. Правее, не доходя до тротуара, около склона Лыски была площадка со странным сооружением. Когда Мила прошла ближе к шоссе, то открылось больше — бетонный коридор без крыши, который закруглялся и опускался ниже уровня земли.

— Это заезд в коллектор Лыбеди, — пояснил Лёха, — Давайте спрячемся туда! Жмурики вон шуршат уже по горе.

— Остановим машину! — Дима, заплетающимися от усталости ногами выскочил на дорогу и стал подавать знаки. Увидев приближающийся белый кроссовер, он пошел наперерез, преграждая путь.

Автомобиль лишь немного отклонился в сторону, с глухим стуком ударил Диму передним крылом. Дима свалился боком на асфальт, приподнялся, из рта потекла кровь, и упал, подогнув под себя руку. В паре метров от него лежал кроссовок.

Мила наблюдала это спокойно и отстраненно, будто ее не существует вовсе. Мысли не работали. Краем глаза она заметила, как Лёха стоит рядом, схватившись за голову.

С нарастающей мутью внутри, Мила подбежала к телу и попыталась приподнять его под мышки. Голова Димы безвольно свесилась на бок на расслабленной шее. Мила повторяла:

— Дима, Дима, Дима, Дима.

Лёха тоже засуетился рядом, не зная как подступиться. Мимо промчалась еще одна машина.

— Давай я за руки, ты за ноги, или наоборот, — бормотал Лёха.

— Всё он мёртв, — сказала Мила.

— Да нет. Без сознания.

— Я знаю мёртв, — утвердила.

Лёха выругался.

— Надо перенести его на обочину, — Мила снова пригнулась и медленно потащила Диму под мышки. Через пару шагов отпустила, выпрямилась:

— Не могу.

— Давай я, — пыхтя, Лёха с перерывами подволок тело к низенькой бровке. На тротуаре он оставил Диму лежать.

— Пожалуйста, можно в тень? — попросила Мила, — Тут солнце.

Лёха передвинул труп на траву, под сень округлого ясеня, около дорожки, что отходила от шоссе к заезду в коллектор. Вытер пот со лба. Боялся смотреть на Милу.

За листвой, окутавшей склон Лысой горы, шорох и треск сучьев слышался всё ближе.

— Послушай, — Лёха забыл, как зовут Милу, — Зомби уже близко, давай уходить отсюда. По шоссе до Демиевки или в коллектор, всё равно.

У нее глаза не мигали и смотрели прямо.

— А? — Мила повернула голову.

— Или перебежим на ту сторону и на эстакаду, а там за ней на троллейбус можно сесть или к метро добраться.

— Я сейчас должна проснуться, — сказала Мила.

— Я понимаю, — Лёха заглянул ей в лицо, — Но пока сон продолжается, нам надо убежать от мертвецов.

— Слушай, — эти остановившиеся открытые глаза, — А мы ведь ему пульс даже не пощупали.

— Да, конечно, — спокойно согласился Лёха, — Сейчас я проверю.

Он подошел к Диме и замешкался, с вниманием всматриваясь в покойного. Глубоко выдохнул:

— Ух! Знаешь, мы живем!

Пальцы Димы слабо сжимались. Дернулась нога. Мила подбежала и наклонилась над ним, хотела приподнять. Лёха остановил:

— Подожди, мы идиоты. Может у него позвоночник сломан. Нельзя его трогать. И скорую вызвать мы не можем. Пипец! Нужно чтобы нас кто-то подвез в больницу. Но надо типа микроавтобуса.

— Да пох! Сейчас зомби спустятся, нам бы хоть как-то его отсюда увезти.

Мила присела на корточки:

— Дима, ты меня слышишь? Дима, — и взяла его за запястье.

— Пульса нет.

— Просто слабый, — сказал Лёха, — Кровопотеря, давление снизилось. Так, я пошел на дорогу голосовать, и пусть попробуют не остановиться.

Дима застонал, зашевелился.

— Дима, ну вот, наконец, — Мила грохнулась на колени, обнимая его, а он захрипел и начал грызть ей плечо.

Глава 48

Расставь руки и полетишь. Закрой глаза, представь — ты птица.

Всё что случилось, сжалось в сознании Прониной в жестяную консервную банку вроде тех, что полиция нашла на полке у Минько. Хозяйственный такой мужичок с кустистыми бровями, лет под шестьдесят. У него была дача… Где же… На горе, на Кирилловских высотах. Кооператив «Кожевник»!