Киквидзе. И без того всегда сонная, сейчас она была мертва. Постепенно набирая высоту, дорога восходила за поворот вдоль притихшего ряда общаг.

— Я тут вырос, всё знаю, — говорил Лёха, — Вон транспортный институт, потом художественная академия, где я учился давно. Ты где живешь?

— Комнату снимаю на Коперника.

— Во, я через Коперника в рок-шоп ходил… Думаешь, теперь реально туда добраться? Транспорт кажется не ходит.

— Люди тоже. Только мы.

— Да.

Они поравнялись с деревянным теремком около пятиэтажки, возле троллейбусной остановки. Под острыми причудливыми крышами теремка приглашал освежиться бювет.

— Давай попьем? — предложила Мила.

— Там дальше есть вода вкуснее, — сказал Лёха, — К тому же там спокойнее будет.

— Да и тут никого. Ну ладно.

Светофор напротив теремка сменил цвет на красный. На остановке под навесом был киоск с сигаретами и напитками на витрине. В закрытом окошке — надпись на картонке: «Технический перерыв».

— Ничего не стоит, — заметил Лёха, проходя мимо, — Разбить сейчас стекло и затовариться какими-нибудь батончиками и банками. В кино всегда так делают. Всё, наступил коммунизм.

— А чем ты разобьешь?

Лёха поглядел по сторонам.

— Да, нечем. Ну обычно локтем разбивают.

— Ну попробуй.

— Да я так локоть себе травмирую. Лучше пойдем из родника попьем.

Они двинулись дальше. Между домами, в глубине дворов, стеной поднимался темный от могучих деревьев склон Бусовой горы. Среди кустов выглядывали входы в погреба. Окна общаг, стоящих за побеленными снизу нарядными каштанами, были зашторены, изнутри не слышалось ни звука.

— Извини, — сказал Лёха, — Я забыл, как тебя зовут.

— Мила Нирванова.

— Нирванова? — удивился.

— Сначала, у прадеда, было Нерванова, потом по ошибке попала в паспорт буква «и», ну и так осталось.

— Вот бы мне такую фамилию. А я Лёха, Алексей Карпенко.

— Я волнуюсь о родителях, — сказала Мила, — Но они живут в Чернигове.

— Может до Чернигова еще не докатилось, — потом добавил, — И не докатится. А мои родители умерли, так что мне не о ком беспокоиться. Мне проще.

Мила кивнула. Задала вопрос:

— Как думаешь, почему людей нет?

— Все по домам попрятались. Сами догадались или им по телеку сказали. Я когда ужинать сажусь, смотрю на дом напротив — все сидят перед плазмами. Что там скажут, тому и верят.

В следующем просвете меж домами, у очередной остановки, Мила увидела необыкновенное. Сначала ей показалось, что вдоль горы, попирая зелень, кто-то выстроил большие кубики.

Начиналось это грудами щебня и ползло вверх по склону раскрашенными стенами, комнатками с проемами окон и дверей. Со стен весело глядели разноцветные кружочки. Слева ржавыми листами бурело приземистое сооружение с навесом.

— Что это? — спросила она, — Что за трущобы?

— Раньше тут был магазин, гараж при нем, и разные пристройки. Это всё, что от них осталось, — пояснил Лёха, сворачивая туда. Он остановился, не доходя до развалин гаража в самом низу и всмотрелся. Мила тоже.

— Что там?

— Никого. Обычно тут живут. Видно тоже спрятались. А теперь сюрприз, — он подошел к прямоугольной дыре в земле. Обложенный кирпичом колодец с двумя трубами, одна выше другой. Из верхней стекала вода.

— Гараж построили над знаменитым в девятнадцатом веке источником, родником Бусловкой, он питал одноименную речку. Тут, — Лёха указал на задний двор близлежащего дома, — Есть еще один колодец, но там неудобно пить. К Бусловке съезжались водовозы со всего Киева. Сам городской голова Эйсман пил только воду из Бусловки, даже во время эпидемии холеры. Так что теперь, во время эпидемии зомби, тоже я думаю можем пить спокойно.

Он встал на колени около колодца, наклонился и черпая воду ладонью, начал сёрбать. Потом уступил место Миле. Вода оказалась очень студёной и сладкой. Лёха сказал:

— Те кто живут в этих трущобах мне рассказали, что в окретсных склонах содержится серебро. Поэтому вода такая вкусная.

— Наверное серебро ее и очищает, — Мила утёрла губы.

Глухой двор за общагой, узкий, между домом и громадными клёнами при самой горе, отделялся от развалин сетчатым забором, в котором зияла дырка.

Лёха с Милой пошли туда. Из щелей невысокой бетонной опорной стены сочились рыжим родники. Асфальт был мокрым и в языках железистой гнили.

— Куда теперь? — спросила Мила, — Вообще, куда мы идем?

— На кудыкину гору! Я сам не знаю, куда податься.

— Если улица, по которой мы шли, пуста, значит на ней опасно.

— Логично. Тогда давай полезем наверх.

— А что там?

— Задворки гаражей, переулок — дай вспомню — Снежанский. И потом по Зверинецкой улице мы выберемся к ботсаду, а там остановка, может еще что ходит. Ну как?

— Годится. Лезем!

По груде земли они забрались на опорную стену, в нагнетаемую кленами темень, и начали восхождение по крутому боку Бусовой горы.

Глава 50

— Ни черта не вижу.

Боря всматривался в дорогу вдоль забора радиопередающего центра, но деревья и кусты справа мешали обзору.

— На кой черт они вообще туда пошли? — Жека ходил туда-сюда. Он стащил с лица влажную от дыхания бандану и теперь время от времени кашлял. От дыма чесались глаза.

— Мы тут прокоптимся как колбасный сыр, — Жена тронул скрючившуюся стюардессу Дашу:

— Вы живы?

— Да! Меня тошнит. Но не от вашего общества.

— Благодарю! — Жека приложил к своей груди ладонь и поклонился, хотя Даша этого и не увидела.

Подошел Боря:

— Нам может не палиться тут, а снова спрятаться в домик? — он указал на развалины КПП, над которыми слабо шевелись от близости к пожару ветки.

— Да ну, — Жека махнул рукой, — Там мы будем как в ловушке.

— А тут мы в полной безопасности! — Боря отвернулся и снова стал выглядывать Милу с Лёхой. Его прорвало на бурчание:

— Домик насквозь видно, какая ловушка? Просто была бы крыша над головой.

— Ну так иди.

— Нам не нужно было разделяться. Тихо-мирно спустились бы к Лыбеди. На кой нам этот радиопередающий центр? Нужно выбираться к людям. Я предпочитаю общество живых, а не мертвецов. Мы вообще могли собраться в каком-нибудь МакДональдсе, или даже у тебя на хате.

— У меня ремонт!

— Тем более… Помогли бы покрасить. В шесть рук. Так, тут стоять невыносимо. Огонь расползается. Если мы не двинем сейчас, то или сгорим, или задохнемся.

— Ну пошли тогда куда Лёха.

— А стюардесса?

Борис обратился к ней:

— Вы сможете идти? Тут оставаться нельзя.

— Я попробую, — она поднялась на ноги, держа голову опущенной. Сказала:

— Капец. Не могу открыть глаза — всё кружится. Только открываю — кружится.

— Ну не открывайте, я буду вас за руку вести.

Жека закричал:

— Боря туда нельзя, там зомби!

Дорожкой мимо радиопередающего центра пробирались покойники, во главе их шел