влюблена в одного молодого аристократа, и его смерть ввергла ее в глубокую печаль. Случайная встреча с Григорием Ефимовичем привела девушку к убеждению, что тот послан ей Богом в качестве утешителя; с того момента она посвятила свою жизнь служению старцу и очень быстро полностью подпала под его влияние. Едва оказавшись в его присутствии, она начинала дрожать всем телом, ее щеки краснели, глаза зажигались ярким огнем. Мать разделяла ее безграничную веру в святость Распутина и почти всегда сопровождала дочь в этот дом.

Частой гостьей Распутина была жена полковника, оперная певица, обладательница великолепного голоса. Муж знал о ее отношениях со старцем, но не возражал, поскольку был убежден, что они могут пойти его жене лишь на пользу. Иногда она звонила Распутину по телефону из другого города и пела ему в трубку его любимые арии. Тогда Григорий Ефимович созывал своих подруг и давал им по очереди послушать, а потом просил исполнить цыганский романс «Тройка» или «Барыню», и даже плясал с трубкой возле уха.

Среди окружавших Распутина женщин, помимо тех, кого он вылечил от болезни или утешил в глубокой печали, были и другие, кого волновали их чувства и которые искали у него удовлетворения своих плотских инстинктов. Согласно верованиям хлыстов, Григорий Ефимович победил все грехи благодаря «мистической смерти» и достиг «блаженного состояния отсутствия страстей». Он часто сам говорил своим последователям: «Бог даровал мне отсутствие греха. Когда я прикасаюсь к женщине, для меня это как будто я прикасался к дереву. У меня нет никаких желаний, я ввожу в нее дух святого отсутствия страстей, и при моем прикосновения она становится такой же чистой и святой, как я сам».

Среди «верных поклонниц» Распутина, в частности, была высокая девушка, по имени Маша, одетая как гимназистка, которая поражала своей манерой ходить через прихожую и особенно суровым видом. Ее угловатое лицо с тяжелым подбородком, низким лбом и неприятными серыми глазами было белым как мел. Блестящие бесцветные волосы вились крупными локонами и часто падали ей на лицо, и она то и дело встряхивала головой, отбрасывая их. Она постоянно облизывала губы, очень полные и очень красные, нервно зевала и скрывалась за ближайшей дверью.

Вишнякова, няня наследника цесаревича, была гораздо привлекательнее. Она также входила в «ближний круг». Она отдалась старцу с убеждением, что это единственный способ изгнать будоражившего ее беса.

То же самое произошло с двумя светскими дамами, княгиней Долгоруковой и княгиней Шаховской. У последней были очень красивые черные глаза, она одевалась как сестра милосердия. Обе ради Распутина оставили дом и детей. Их тоже часто видели, когда они на несколько мгновений появлялись в прихожей, иногда в обществе крестьянки Лаптинской, тоже входившей в «ближний круг».

Все эти женщины были безгранично преданы монаху-чудотворцу и полагали, что, отдавая ему свое тело, обеспечивают себе вечное спасение. Распутин имел необходимую силу, чтобы изгнать демона чувственности; одним словом, все эти женщины ходили к нему, как пошли бы к дантисту избавиться от зубной боли. Ни у одной из них не было ощущения, что она поступает неподобающим или предосудительным образом.

Жена и дочери Распутина также были убеждены в его чудесной силе. Прасковья Федоровна спокойно смотрела на разврат мужа и никогда его за это не упрекала. Она действительно верила в то, что Бог возложил на Григория высокую миссию и все, что тот делает, делается ради исполнения этой миссии. Она его глубоко уважала и была его почтительной служанкой.

Дочери, Матрена и Варя, тоже испытывали к отцу почтительную привязанность и твердо верили в божественную миссию, особенно старшая, Матрена, большим рвением славившая старца и очень часто принимавшая участие в собраниях женщин в столовой Распутина. На сей счет есть много упоминаний в ее написанных позднее воспоминаниях.

«Я впервые, – писала она в 1918 году, – вновь ощутила присутствие моего дорогого отца, убитого больше года назад. Мы больше не можем слышать его голос, но он по-прежнему рядом с нами. Вчера он мне приснился, как и Ольге Владимировне Лохтиной. Вчера она цитировала отцовские высказывания, и можно было подумать, что устами Ольги говорил его мозг. Она мне рассказала, что была в Петрограде, заходила на Гороховую и побывала во дворе дома, где жил отец: она почувствовала, что в нее вселился его дух. Со вчерашнего дня я еще сильнее полюбила Ольгу Владимировну».

Помимо двух дочерей, Матрены и Вари, у Распутина был еще сын по имени Митя – туповатый малый, оставшийся ребенком, постоянно глупо смеявшийся. Впрочем, был не злым и очень почтительным к отцу, который, именно из-за ненормальности, очень любил его. Во время войны старцу удалось пристроить его санитаром в санитарный поезд императрицы, чтобы избавить от опасности быть отправленным на фронт.

Благодаря безграничному восхищению, каким Распутин пользовался в кругу семьи, в ней царило согласие, давно уже приобретшее патриархальный вид. Они знали только свой долг: обихаживать его и насколько возможно облегчать ему жизнь; он, со своей стороны, заботился об их материальном благополучии. Главным образом ради них Григорий Ефимович принимал крупные денежные суммы и подарки, приносимые ему со всех сторон. Если его приглашали на банкет, он всегда возвращался с полными карманами сластей, которые с огромным удовольствием отдавал жене и дочерям.

Одним словом, Распутин был окружен людьми, делавшими все, что было в их силах, чтобы его защитить и избавить от повседневных жизненных забот и тягот. Его последователи, как знатные дамы, так и простые крестьянки, все были полными рвения апостолами, провозглашавшими его святость.

Глава 9

Старец пляшет

Ничто на свете не доставляло Распутину такого удовольствия, как пляска! В нем это было необходимой потребностью, инстинктом первобытного человека по отношению к ритмичным последовательным движениям, который таким образом может выразить свою наивную радость от музыки и ритма. Для простого сибирского крестьянина пляска была наиболее совершенным выражением жизни и его деятельности, она была ему необходима так же, как воздух, питье и еда.

Пляска для него – это облегчение и одновременно мощнейшее средство выплеснуть наружу нахлынувшие чувства, эмоции и предчувствия, которые не позволял выразить словами его бедный, неуклюжий крестьянский язык. В эфемерных линиях, вырисовываемых его руками и ногами в комнате, где он пляшет, был одновременно порыв к неуловимой бесконечности и радостная легкость живого существа жизнью.

В этих плясках оргиастического характера он часто доходил до финала мистического акта. Совершая ритмические движения, человек в каком-то смысле возвращается в лоно Вселенной, и ему кажется, что он вновь соединен со всем сущим. На пляшущем сосредотачиваются