Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что это такое? Это же Хоакин Сория! – раздался бодрый голос падре Химинеса.
Тони и Дженни разом подпрыгнули: падре Химинес подобрался к ним совершенно бесшумно и теперь, навострив уши, рассматривал радиоприемник.
– Ух, вот ведь. Какого черта вы тут делаете?
– Услышал его голос, – пояснил падре Химинес. По правде говоря, минуту назад он находился в своей комнате и молился перед сном; окно было едва приоткрыто, но этого оказалось достаточно, чтобы опознать голос Хоакина. Благодаря большим ушам койота падре Химинес обладал отменным слухом. – Это же наш Хоакин!
Тони выгнул бровь.
– Это тот малец в задубевшей рубашке?
– Верно-верно, – подтвердил падре Химинес. – Этот мальчик так вырос за последние несколько лет, буквально у меня на глазах! Я узнал бы его голос всюду! Но неужели Хоакин сказал, что работает на радио? Как там он себя назвал?
– Дьябло Дьябло. – Тони скопировал голос Хоакина, забывшись, подбавив капельку своего собственного голоса Тони Триумфа. Прозвучало это впечатляюще. Дженни восторженно улыбнулась.
– Ах, батюшки, – вздохнул падре Химинес. – Жаль, что молодые люди в наши дни не понимают, что существуют более подходящие способы самовыражения, без привлечения врага рода человеческого. Возможно, это радиостанция вынудила его взять такой псевдоним.
– Не угадали, отец Лесси, – фыркнул Тони. – Это частная радиостанция.
Падре Химинес вытянул шею и вгляделся в лицо Тони.
– Не понимаю.
– Это подпольная радиостанция. Он сам придумал псевдоним.
– Откуда вы знаете, что станция подпольная?
– Ни одна официальная радиостанция не наймет диджея-подростка, который станет проигрывать Дела Шеннона в одиннадцать вечера, – припечатал Тони. – Даже с высоты своего роста он разглядел, как уши падре Химинеса встали торчком. – Не принимайте всё так близко к сердцу. У него своя голова на плечах, ему это пойдет на пользу, если его, конечно, не поймают. Интересно, он сам соорудил оборудование?
– Хоакин? – повторил падре Химинес. – Скорее, это дело рук Беатрис. Да, Беатрис вполне могла что-то соорудить.
Тони припомнил, как накануне Беатрис Сория свалила Пита Уайатта с ног. Тем вечером она несла в подоле кучу проводов, какой-то старый хлам, он еще тогда удивился, но не придал значения увиденному. Тони вопреки себе ощутил укол любопытства.
– А эта Беатрис увлекается радио?
Падре Химинес склонил голову набок. Никто не знал, чем увлекается Беатрис.
– Она довольно странная молодая женщина.
– Не принимайте близко к сердцу, падре, – фыркнул Тони, – но это я и без вас понял.
Звуки разговора привлекли близнецов Робби и Бетси. До этого момента они спорили у себя в комнате, а услышав доносящиеся с улицы голоса, подошли к окну и, увидев собравшийся вокруг радиоприемника народ, ошибочно посчитали это сборище вечеринкой. Некоторые ссоры куда как веселее вечеринок, но только не ссоры этих близняшек, поэтому сестры быстренько надели свитеры и присоединились к собравшимся вокруг Тони пилигримам.
– Держите эту змею подальше от меня, – предупредил Тони, – или я наступлю на вас троих.
Из радиоприемника вновь зажурчал голос Дьябло Дьябло, и этот звук привлек внимание Мариситы. Она только что вернулась в поселение после безуспешных поисков Даниэля, уставшая и почти отчаявшаяся. Поскольку Марисита целый день провела в пустыне, то не знала о послании, которое оставил для нее Даниэль, и теперь обмирала от страха при мысли, что он уже мертв или ушел так далеко, что она никогда его не найдет. Теперь же она стояла в Хижине доктора, чуть приоткрыв входную дверь. Отсюда она слышала голос Хоакина – он то делался громче, то затихал. С такого расстояния у Мариситы не получалось разобрать, что именно он говорит, но она безошибочно распознала характерные модуляции, потому что накануне присутствовала на шоу Хоакина.
Еще со своего места она видела других пилигримов, над которыми нависал темный силуэт Тони, она разглядела лишь его ступни и колени, едва освещенные висевшим над крыльцом фонарем. Перед радиоприемником сидела, скрестив ноги, Дженни. Близнецы и падре деловито сооружали яму для костра, дабы защититься от студеного ночного воздуха.
Марисита представила, как подходит к этой компании и приносит кучу разных вкусностей. Она мысленно спросила собравшихся: «Найдется место еще для одного человека? Я приготовила нам всем поесть».
Но в реальности она осталась стоять на месте, и вода капала с ее рук на пол.
Она предпочла бы списать свою неуверенность на усталость, но знала, что дело не только в этом. Поразмыслив, Марисита признала, что если бы во дворе собрались не пилигримы, а члены семьи Сория, ее неудержимо повлекло бы к ним, и она сразу подошла туда, если бы не запрет. Она попыталась определить причину своей предвзятости. Неужели она фанатично винит пилигримов в том, что застряла в нынешнем плачевном состоянии? Нет, это не так. Какая разница: говорить с кем-то из Сория или с пилигримом? А потом ее озарило: дело в том, как пилигримы общаются друг с другом. Все они понимали, что их положение временное, поэтому изо всех сил вели себя сердечно и радушно. Их разговоры неизменно оказывались поверхностными. Когда собирались вместе члены семьи Сория, они меньше болтали о ерунде, их беседы всегда были по делу. Они говорили друг с другом откровенно, как разговаривают только люди, которые давным-давно друг друга знают, а также знают, что вам тоже предстоит узнать их получше, потому что вы проведете с ними очень, очень долгое время.
Тут Марисита осознала, что просто-напросто скучает вдали от семьи.
Конечно, подобные разговоры можно вести и с шапочным знакомым, но никто из нынешнего урожая пилигримов этого еще не понял.
Пожалуй, Марисита оставила бы паломников болтать, а сама отправилась бы в кровать, придавленная усталостью и чувством вины, но в последний момент заметила, что Дженни принесла в качестве перекуса всего-навсего пачку воздушной кукурузы. Марисита, как правило, не требовала совершенства ни от кого, кроме самой себя, но воздушная кукуруза в ее глазах была настолько далека от совершенства, что девушка почувствовала, как ее собственное, с таким трудом создаваемое совершенство трещит по швам.
Марисита забыла об усталости и чувстве вины. Воздушная кукуруза.
Вооружившись зонтиками, она принялась готовить еду, быстро, с ожесточением, горя единственным желанием: успеть отнести ее пилигримам прежде, чем закончится радиошоу и все отправятся на боковую. Она поставила на огонь котелок, а сама тем временем нарезала большими кусками арбуз, огурцы, апельсин и выжала на получившуюся нарезку сок лайма, второпях вытирая заслезившиеся от попавшего в них сока глаза, и наконец посыпала всё это солью и перцем чили. Когда котелок разогрелся, она под завязку заполнила его кукурузными початками. Пока кукуруза запекалась, Марисита нарезала кубиками свежий ананас, добавив в разверстую пасть блендера мяту, сахар и сок лайма. Пока блендер работал, она взболтала сливки, чили, перец гуахильо, майонез и мелко натертый сыр котиха, чтобы получился жидкий соус. Нарвав кинзу мелкими, ароматными обрывками, Марисита добавила ее в миску. Потом, дожидаясь, пока поспеет кукуруза, она проворно принялась сооружать разноцветные бандерильи для тех, кто не любит сладкое: нанизала на шпажки ядреные маринованные корнишоны, соленые оливки и ярко-красные маринованные перчики. Наконец, когда кукуруза утушилась, Марисита разложила початки на подносе и полила сырным соусом.