Она опустила руку и уставилась на Грея круглыми глазами. И вдруг улыбнулась так широко, что стали видны два золотых зуба в заднем ряду.

– Генри! Почему же вы сразу этого не сказали, сэр? Входите, прошу вас!

Грей поставил трость, и его тут же провели по узкой лестнице в маленькую уютную комнату, где и находился его племянник Генри. Обнаженный до пояса, он лежал на спине, а невысокий носатый человечек в черном щупал его испещренный жуткого вида шрамами живот.

– Прошу прощения. – Грей нагнулся над плечом мужчины и помахал рукой. – Здравствуй, Генри.

Генри, напряженно смотревший в потолок, глянул на Грея, отвел взгляд, потом снова посмотрел на него и резко сел. Носатый мужчина издал протестующий возглас, а Генри вскрикнул от боли.

– Боже мой… – Генри согнулся вдвое, держась за живот. Его лицо исказилось страдальческой гримасой.

– Генри, дорогой, прости меня. Я не хотел…

– Кто вы такой, сэр? – сердито воскликнул носатый мужчина.

– Я его дядя, – коротко пояснил Грей. – А кто вы, сэр? Доктор?

Мужчина с достоинством расправил плечи.

– Нет, сэр. Я лозоходец. Джозеф Ханникат, профессиональный лозоходец.

Генри все еще держался за живот и тяжело дышал, но ему, похоже, стало немного легче. Грей осторожно коснулся его обнаженной спины. Кожа была теплой, немного потной, но не горячей, как при лихорадке.

– Прости, Генри. Жить будешь?

Генри, к его чести, хрюкнул от смеха.

– Сейчас пройдет, – произнес он. – Через… минуту.

Миловидная чернокожая девушка застыла у двери.

– Этот человек действительно твой дядя, Генри?

Генри кивнул и сказал, тяжело дыша:

– Лорд Джон… Грей. Разреши пред… ставить миссис… Мерси Вуд… кок.

Грей церемонно поклонился.

– К вашим услугам, мадам. И вашим, мистер Ханникат, – вежливо добавил он и еще раз поклонился. – Могу я узнать, почему твоим животом занимается лозоходец? – выпрямившись, спросил он у Генри.

– Чтобы обнаружить кусочек металла, который беспокоит этого бедного молодого человека, – сказал мистер Ханникат, задрав свой длинный нос – лозоходец был на несколько дюймов ниже Грея.

– Это я пригласила его, сэр… ваша светлость. – Миссис Вудкок вошла в комнату. – Хирурги ничего не смогли сделать; я побоялась, что в следующий раз они его просто убьют.

Генри уже смог выпрямиться, и Грей уложил его, бледного и вспотевшего, на кровать, подоткнув под голову подушку.

Живот Генри не был прикрыт, и Грей увидел два сморщенных шрама от пуль и длинные, тонкие следы вмешательства хирургов, пытавшихся найти эти пули. Три ровных, аккуратных шрама. У самого Грея имелось пять таких на левой половине груди, и он сочувственно коснулся руки племянника.

– Так уж необходимо удалить эту пулю – или пули? – спросил он, глядя на миссис Вудкок. – Раз он до сих пор жив, то, наверное, пуля находится в таком месте, где…

Миссис Вудкок решительно покачала головой.

– Он не в состоянии есть, – без обиняков сказала она. – Не в состоянии ничего проглотить, кроме супа, да и того чуть-чуть. Когда его привезли сюда, он был худой – кожа да кости. – Она указала на Генри. – Как видите, теперь он немного поправился.

Поправился? Генри больше походил на мать, чем на Хэла, он всегда был краснощеким крепышом. Сейчас живот провалился, ребра торчали, тазовые косточки выпирали даже сквозь льняную простыню, а лицо цветом мало от нее отличалось – за исключением сиреневых кругов под глазами.

– Вижу, – произнес Грей и посмотрел на Ханниката. – Вам удалось что-нибудь найти?

– Да, по крайней мере, одну пулю. – Нагнувшись над Генри, лозоходец осторожно указал длинным тонким пальцем на его живот. – Насчет остальных я пока не уверен.

– Я же говорил, Мерси, что это бессмысленно.

Глаза Генри были закрыты, но его рука немного приподнялась, и миссис Вудкок так естественно взяла ее, что Грей прищурился.

– Даже если он прав, я не вынесу операции. Лучше умереть.

Невзирая на слабость, Генри говорил с убежденностью, в которой Грей признал фамильное упрямство.

Хорошенькое личико миссис Вудкок приобрело озабоченное выражение. Она бросила на Грея короткий взгляд, словно ощутив, что он на нее смотрит. Грей и не подумал скрывать свои чувства, и она дернула подбородком и почти свирепо посмотрела ему в глаза, не выпуская руки Генри.

«Даже так? – подумал Грей. – Ну-ну».

Он кашлянул, и Генри открыл глаза.

– Учти, ты очень обяжешь меня, если не умрешь прежде, чем я приведу попрощаться твою сестру, – сказал Грей.

1 июля 1777 года

Индейцы вызывали у него беспокойство. Генерал Бергойн находил их очаровательными. Но генерал Бергойн писал пьесы. А Уильям писал отцу письмо, стараясь подобрать верные слова, чтобы отразить терзающие его сомнения.

«Не то чтобы я считал его фантазером или полагал, что он не понимает истинной природы индейцев, с которыми имеет дело. Просто вспоминаются мне слова мистера Гэррика: писатель, словно Бог, направляет действия своих персонажей, имея над ними неограниченную власть. Миссис Коули тогда ему возразила: мол, это заблуждение – полагать, что создатель контролирует свои создания, более того: попытка обрести подобную власть, не обращая внимания на природу этих созданий, обречена на неудачу».

Уильям замер, покусывая перо. Он чувствовал, что приблизился к сути дела.

«Я считаю, что генерал Бергойн не вполне осознает независимость их ума и намерений…»

Нет, не совсем то. Уильям зачеркнул предложение и обмакнул перо в чернила. Он обдумывал фразу, отвергал ее и придумывал другую, которую постигала та же участь. Наконец он прекратил попытки быть красноречивым и решил не обременять разум сложностями. Было поздно, за день он прошел почти двадцать миль, и теперь ему хотелось спать.

«Он уверен, что сможет использовать индейцев, как инструмент, но, по-моему, он ошибается».

Уильям посмотрел на написанное, покачал головой и решил не тратить зря время: свеча уже почти догорела. Утешая себя мыслью, что отец гораздо лучше, чем он, знает индейцев – а возможно, и генерала Бергойна, – Уильям со вздохом присыпал строчки песком, стряхнул излишки и запечатал письмо, а затем лег в кровать и погрузился в сон без сновидений.

Беспокойство по поводу индейцев никуда не делось. Нельзя сказать, что они ему не нравились – нет, он любил общаться с индейцами, охотиться время от времени с ними или проводить вечера у их костров, попивая пиво и рассказывая истории.

– Дело в том, что индейцы не читают Библию, – сказал он Балкарресу однажды вечером, когда они возвращались с исключительно веселого ужина, который устроил генерал для своих офицеров.