Маркус, еще не до конца осознав совершенное на его глазах злодеяние, закричал и бросился к шерифу, но успел сделать только пару шагов, как его настиг сильный удар дубинкой под колено, по малоберцовому нерву, от которого ноги у него подкосились и он упал. На него обрушилось еще несколько ударов, и он остался лежать лицом в землю. Потом повернул голову и увидел довольную физиономию Льюиса Фостера, откровенно наслаждавшегося делом своих рук.

— Достаточно, — сказал шериф, и его голос донесся до Маркуса словно откуда-то издалека.

Маркус посмотрел на неподвижные тела троих Брубейкеров.

— Клянусь богом, мне жаль, что их пришлось убить. Но мы ведем войну, а любая война предусматривает жертвы. Любой войне сопутствуют потери, и эти люди просто случайно попали под перекрестный огонь. Зло появляется у нас на пороге каждый день, и если хорошие люди вроде меня не восстанут против него, то бесчисленные, ни в чем не повинные люди, как эти трое, погибнут ни за что ни про что. Это тихая война, но, быть может, самая важная из всех, которые когда-либо велись. Это война не против иностранного государства, находящегося далеко за пределами наших границ, в другом мире. Мы сражаемся против тьмы, гнездящейся внутри нас. Мы бьемся против несправедливости и коррупции. — Произнося эту тираду, шериф обошел вокруг Маркуса. — Факт остается фактом. Мы пока проигрываем битву. Зло, коррупция и несправедливость побеждают, потому что мы отказываемся использовать против них такое же оружие, к какому прибегают они. Люди, подобные Акерману, — это всего лишь верхушка айсберга. Есть другие, действующие гораздо более утонченно, и они в сто раз опаснее.

Шериф протянул руку и снова поставил Маркуса на колени. Потом наклонился к нему совсем близко.

— Цепь событий уже запущена, и она защитит людей этой страны от угрозы значительно более серьезной, чем любой серийный убийца. Я не жду от тебя понимания, но не могу позволить никому и ничему помешать событиям, которые произойдут завтра. Они гораздо важнее всех нас, вместе взятых, важнее, чем они, — тут шериф указал на три трупа, — важнее, чем ты, чем я, чем любой отдельно взятый человек. Иногда таким, как я, приходится делать трудный выбор и жертвовать несколькими жизнями ради блага великого множества людей. Знаю, это трудно понять и принять, но это неизбежно, и кто-то должен взять это на себя.

Маркус посмотрел на шерифа снизу вверх, склонил голову набок и хрустнул шейными позвонками.

— Заткнись и делай со мной все, что хочешь. Ты такая же мразь, как Акерман, а может, даже хуже. По крайней мере, он не считает себя героем, когда убивает ни в чем не повинных людей.

Шериф кивнул.

— Как я и сказал, я не жду от тебя понимания. — Он повернулся к Фостеру. — Наш гость выглядит очень усталым, Льюис. Пожалуйста, уложи его поспать.

Фостер посмотрел на него с широкой ухмылкой.

— С превеликим удовольствием.

Маркус успел лишь заметить, как полицейская дубинка опускается ему на голову, прежде чем все снова погрузилось для него во тьму.

Покрытый пылью зеленый «эль-камино» стрелой летел по темному участку скоростной магистрали. Сидевший за рулем человек казался полностью преобразившимся: безумие горело в его глазах подобно двум зловещим факелам, позволяя видеть окружающее таким, каким его не видел никто из проезжавших здесь до него. Серые глаза светились обретением цели и пугающей решимостью ее достичь.

Акерман всегда чувствовал, что все в мире странным, непостижимым образом связано, но при этом был уверен, что за разрозненными событиями нет какой-либо цели или плана. Они представали перед ним в виде хаотичной последовательности, происходя день за днем безо всякого смысла. Никогда прежде не видел он между ними взаимосвязи и не имел причины считать, что все эти разрозненные точки соединял некий великий план или высшая сила.

Но теперь его ощущения изменились. Он начал видеть смысл там, где прежде царило только отчаяние. Начал видеть план там, где прежде царил хаос. И теперь он верил, что начал понимать, в чем заключалась его цель, и чувствовал, что его жизнь имеет значение. Это открытие привело его в крайнее возбуждение. Он мог сравнить себя с поездом, на полной скорости мчащимся к лобовому столкновению.

Он знал, что ему делать. Все для него стало абсолютно ясно. Раньше он старался себя разубедить, пытался отрицать свою подлинную натуру, но сейчас признал существование черноты внутри себя. Он был не сломленным человеком, а демоном, созданным из боли и крови. Он не мог убежать от самого себя.

Впереди лежал спящий Ашертон — место, где должна была начаться его история. Городок жил своей жизнью, ни о чем не подозревающий и ни к чему не готовый. Он же намеревался предать тихий Ашертон огню — в буквальном смысле этого слова.

В Ашертоне его ждало много дел. Прежде всего, он отомстит шерифу — найдет способ причинить боль человеку, собиравшемуся вначале использовать его, а потом убить. Он узнает, кем шериф по-настоящему дорожит, и уничтожит предмет его любви. А когда он лишит шерифа всякой надежды и окончательно сломает его, он дарует ему милость в виде смерти.

Так много нужно сделать, а времени так мало.

Но не только месть ожидала его. Была и более важная цель. Он знал, что противостояние, которое определяло всю его жизнь, стремительно приближалось к предсказуемой развязке. Он был уверен, что этот путь приведет его к недостающей половине. Он словно бы чувствовал этого человека. Ему даже не придется искать. Тот, другой, сам найдет его. Месть и вся судьба простирались перед ним, и ему не терпелось увидеть, чем все закончится. Он знал, что превратился в живое воплощение зла, стал черным человеком. Он стал ночью, и ночи пора обрушиться на мирный Ашертон.

На улицах Ашертона сейчас не было жителей города, но Акерману нетрудно было представить себе кипящую на них жизнь.

Суетливые маленькие пчелы, занятые своими обычными делами. Работают, потом идут домой, ложатся спать, чтобы на следующее утро все повторить с начала. Бегают по замкнутому кругу, никогда не отступая от повседневной рутины. Апатичные, безмозглые, не подозревающие о том, что в их жизни грядет нечто судьбоносное.

Акерман ясно видел, как они выгуливают собак, покупают продукты, посещают доктора, наслаждаются едой в местном ресторане. Видел детишек на игровой площадке и у фургончика мороженщика, покупающих сладости. Было очевидно, что когда над Ашертоном сияет солнце, он становится олицетворением американской мечты с домами, обнесенными оградами из белого штакетника. От одной мысли об этом его затошнило. Он должен положить этому конец. Но с чего начать?

Ему нужна была информация, а в такой поздний час работал только местный бар «Ашертон Тэп». Ему пришлось припарковаться за квартал от него, поскольку автомобили заполнили стоянку и все окружающее ее пространство. Был выходной день в маленьком городке, и бар, конечно же, не мог вместить всех желающих. Часть толпы выплеснулась на тротуар. Люди разговаривали и смеялись на свежем воздухе. Световая вывеска с названием висела криво, и он заметил отсутствие двух букв в слове «Ашертон». Неоновая реклама пива горела в окнах. Ему пришлось буквально прокладывать себе путь в приземистое кирпичное здание. Клиенты у стойки расположились плотно, как скот в коровнике, и он снова был вынужден поработать локтями, чтобы добраться до нее.