– Не могу, – говорю я. – Я обещала Дуайту поработать над проектом сегодня вечером.

Наверное, мне следовало бы больше огорчиться, что придется заниматься физикой, а не тусоваться со всеми на пляже.

– Ты променяла пятничную тусовку на работу с ним над проектом по физике? Мэдисон! Брось, ты должна прийти! Мы не были на пляже целую вечность.

– Прости, Тифф, я правда не могу.

– Почему бы тебе просто не послать его? Какая ему разница. Пусть поиграет в видеоигры или в «Подземелья и драконы» с другими «ботанами», чем они наверняка и занимаются каждые выходные. Ну же, Мэдисон!

Я отрываюсь от сборов и подношу мобильник к уху свободной рукой.

– Я не могу так послать его, Тифф. Не хочу, чтобы он тащил всю работу на себе.

Некоторое время она молчит.

– Ты предпочитаешь тусоваться с ним, а не с нами?

Однако в ее голосе нет прямого обвинения, скорее любопытство.

– Нет! – поспешно отрицаю я. – Я просто… не могу бросить его. Я обещала, что мы поработаем над проектом именно сегодня вечером… А с вами мы можем тусоваться в любое другое время.

– Ладно. Кстати, завтра мы собираемся в кино – я забыла тебе сказать. Ты с нами?

– В эти выходные приезжает моя сестра. – Я морщусь. – Прости.

– О боже, да, я совсем забыла. Ну ладно. Если ты сможешь выделить нам завтра пару часов из своего плотного графика, дай знать, хорошо?

– Хорошо.

– Замечательно. Удачной работы над проектом, – произносит она с сочувствием, хотя не совсем понятно: искренним или нет.

– Удачно вам повеселиться на пляже, – отвечаю я. На улице стоит отличная погода: солнце словно не хочет идти на закат, небо чистое и очень жарко. Самое время идти на пляж. Но в моем голосе по-прежнему нет особенной грусти из-за того, что я все пропускаю. – Передавай всем привет от меня.

– Передам.

Положив трубку, я заканчиваю складывать вещи в рюкзак, а затем пишу Дуайту, мол, иду к нему. Уходя, оглядываюсь, чтобы попрощаться, и добавляю «хорошо», когда мама просит позвонить, если меня нужно будет подвезти домой поздно вечером.

Я изо всех сил стараюсь не переживать по поводу Тиффани. Дуайт то и дело хмуро поглядывает на меня, словно чувствует неладное, но понимает: я не хочу говорить об этом.

Стараюсь сосредоточиться на проекте, честно. Но сердце неспокойно из-за того, что Тиффани рассердилась на мой отказ пойти с ними на пляж и желание остаться с Дуайтом и работать над проектом.

Знаю, это глупо. Я имею право дружить с разными людьми, и к тому же мы выполняем домашнее задание – лучшая в мире отмазка для моего общения с Дуайтом.

Но я сильно переживаю из-за этого и не могу толком сосредоточиться.

Я вспоминаю те времена, когда ходила изгоем, и то, насколько жалким было мое существование, и понимаю, как сильно не хочу отказываться от новой жизни, как сильно не хочу испортить ее. И мне уже не кажется правильным предпочитать Дуайта друзьям. Может, мне стоило просто отшить Дуайта и пойти на пляж…

– Мэдисон? Все в порядке?

Я смотрю на Дуайта.

– А? Прости, я все прослушала.

– Ты уверена, что все в порядке? Если хочешь пойти домой или сделать перерыв, только скажи. Я не возражаю.

Я решительно качаю головой. Теперь поздно что-то менять: я уже с Дуайтом, и нам все равно нужно работать над проектом.

– Все в порядке, – настаиваю я, и он больше не допытывается.

Чуть позже мы заказываем пиццу для поддержки сил, и около девяти часов вечера я отодвигаюсь от своих разбросанных заметок.

– Хватит на сегодня? Я очень устала.

– Конечно, – смеется Дуайт. – Вообще-то, нам осталось совсем немного. Провести и описать еще два эксперимента, а затем довести до ума презентацию – и конец.

Несколько минут мы тратим на то, чтобы привести все в порядок и разобрать бумаги. Вместе тянемся к одному листу, и наши пальцы сталкиваются.

– Извини, – говорит Дуайт и убирает руку.

Я откидываюсь на спинку дивана, скрещиваю по-турецки ноги и смотрю, как он комкает листок с набросками диаграмм.

– Дуайт.

– Да? – Он поворачивает голову и смотрит на меня.

– Мы можем… Можно мне посмотреть домик на дереве?

Мы стоим у подножия дерева. Это платан; его многочисленные нижние ветви обрезаны у самого ствола, чтобы двор казался более просторным, и по оставшимся от них выступам очень удобно забираться наверх.

Я смотрю вверх – туда, где среди ветвей расположился маленький деревянный домик. На окне можно разглядеть выцветшие зеленые шторы.

– Вот, – произносит Дуайт и делает шаг назад. Я замечаю, что он избегает смотреть на домик, его взгляд направлен на ствол дерева. Дуайт пятится еще, но я поворачиваюсь и хватаю его за руку.

– Мы не поднимемся?

В его взгляде трудно что-то прочесть, когда он смотрит на меня, поджав губы в тонкую линию и стиснув зубы. Затем Дуайт сильно хмурит темные брови и спрашивает:

– Зачем?

– Хочу рассмотреть хорошенько, – объясняю я тихим и спокойным голосом.

Он хмурится еще сильнее.

– Дуайт… – Я подхожу к нему на полшага ближе. – Почему ты не хочешь?

Ответ мне известен.

Дуайт откликается не сразу. Или, по крайней мере, у меня складывается такое впечатление. То ли секунды тянутся так медленно, то ли это прошли минуты.

– Я не… Я не был там с тех пор, как умер мой отец.

Я помню, что он сказал мне в тот первый раз, когда мы собрались поработать над проектом: «У тебя когда-нибудь возникало такое чувство: однажды ты просыпаешься и вдруг понимаешь, что уже не ребенок? Тем утром – я помню, это было в середине апреля, выдался очень солнечный день, мне исполнилось двенадцать. Так вот, тем утром я просто проснулся, и впервые мне не захотелось играть в домике на дереве. И все, конец». И позднее: «Мой папа умер пять лет назад». Нетрудно подсчитать.

Я сжимаю руку Дуайта и слегка улыбаюсь ему.

– Так что же тебя останавливает?

С тяжелым вздохом он отнимает у меня руку и ерошит пальцами волосы.

– Дайс, все не так просто.

Я понимаю: ему не хочется подниматься в домик, и могу догадаться о причинах этого, но не собираюсь так легко сдаваться. Меня так и подмывает заставить Дуайта забраться наверх и посмотреть правде в глаза.

И тогда из меня вдруг, помимо воли, вырывается поток слов. Я не могу остановиться. Не получается контролировать себя, закрыть рот. Не хочу ничего рассказывать Дуайту и особенно не желаю, чтобы из-за услышанного он взглянул на меня иначе, но я просто не в силах сдержаться.