История моего друга

В том же году, когда я учился в государственной школе (1994), один мой близкий друг тоже приехал из Индии в Соединенные Штаты. Он был из сравнительно бедной семьи, и его образование было весьма посредственным. Однако он преодолел эти препятствия решительными усилиями и сумел стать очень хорошим программистом. (Он научился программировать, представьте себе, за общедоступным компьютером в британском представительстве в Ченнаи, в Индии!) Более того, он стал настолько хорошим программистом, что его заметили охотники за талантами, обеспечили ему отличную работу в одной из ведущих фирм Соединенных Штатов. Не прошло и месяца после его приезда в Штаты, как мой друг произвел впечатление на своих работодателей и начал зарабатывать серьезные деньги. Когда я был у него в гостях летом 1995 года, как раз перед поступлением в Стерн, он уже «высоко летал». Он приобрел роскошную новую машину и жил в фешенебельной квартире. Однако вскоре – к началу 1996 года – его жизнь повернулась к худшему. Он часто, примерно трижды в неделю, звонил мне, чтобы попросить совета, как ему вести себя с «противным» начальником. А вскоре после этого у него уже начались проблемы со всеми: с хозяином квартиры, с его девушкой и соседями. И, чтобы «справиться» с этими проблемами, он начал пить.

Не прошло и трех лет после приезда в Соединенные Штаты, как мой друг был вынужден вернуться в Индию, поскольку его увольняли буквально с каждой работы, на которую он устраивался. Возвращение в Индию явилось для него сильнейшим ударом, поскольку ему гораздо больше нравилась трудовая культура Соединенных Штатов, да и к западным житейским радостям он уже привык. Но поскольку он всякий раз сжигал мосты в отношениях со своими нанимателями, ему не удалось получить даже рекомендательных писем.

Уныние из-за невозможности вернуться в Соединенные Штаты и растущая зависимость от алкоголя начинали на нем сказываться. Когда я виделся с ним в июле 2007 года – к тому времени он снова прожил в Индии около 10 лет, – он стал бледной тенью своего прежнего «я».

Потом в октябре того же года я получил известие, которого страшился: мой друг скончался. Его приятели по хостелу (в то время он жил в номере хостела один) заметили, что он уже пару дней не выходил из номера. Постучав в дверь и не добившись ответа, они заглянули к нему в комнату через вентиляционное отверстие и обнаружили его распростертым на кровати без признаков жизни.

Когда я на той же неделе разговаривал с родственником своего покойного друга, тот сказал мне следующее: «Большинство людей думают, что ему потрясающе повезло получить ту работу в США. Однако я считаю, что ему, наоборот, не повезло ее получить. Уезжая в США, он был эмоционально незрелым. Он слишком зависел от поддержки матери и друзей. Отъезд в США полностью отрезал его от этой поддержки. Разумеется, ты пытался помочь ему как мог, но ему нужен был кто-то рядом с ним, кто встречался бы с ним ежедневно, чего ты сделать не мог. Поэтому со временем он становился все более и более одиноким. И, чтобы заглушить чувство одиночества, начал пить. И после этого все покатилось под откос».

Родственник моего друга на миг умолк, потом продолжил: «Я часто гадаю, как бы все повернулось, если бы он тогда не уехал в США. Если бы он остался в Индии еще хотя бы на пару лет, думаю, все обернулось бы иначе. К примеру, у него было бы больше времени, чтобы развить кое-какие необходимые человеческие навыки. К тому же, поскольку IT-индустрия в Индии в то время только-только набирала обороты, он смог бы заодно получить и навыки проект-менеджмента. Со временем, как и большинство его сверстников в IT-секторе, он тоже уехал бы в США, но это случилось бы после того, как он созрел и развился».

Из историй, которые я только что рассказал, возникают две главные темы. Первая: результаты, которые мы ощущаем, часто совершенно не подлежат нашему контролю. Кто бы мог подумать, что факультет в государственном университете распадется и я в результате сменю учебное заведение? Точно так же кто мог бы предсказать, что мой друг – человек с сомнительным образованием и полным отсутствием контактов – получит в Соединенных Штатах работу, о которой можно только мечтать?

Разумеется, я не утверждаю, что все результаты нам не подвластны. Многие «простые» результаты – такие, которые будут получены в ближайшем будущем, и те, достижение которых зависит исключительно от наших собственных поступков, – мы вполне можем контролировать. Например, если бы прямо сейчас вам захотелось почесать нос или подавить зевок (давайте же, сделайте это!), то вы, несомненно, могли бы этого достичь. Однако когда результаты становятся хоть чуточку более сложными, наша власть над ними сокращается по экспоненте. Вы мало что можете сделать, чтобы гарантировать, что трапеза из пяти блюд, которую вы намерены приготовить в эти выходные для дружеского сборища, получится именно такой, какой вы хотите ее видеть, и еще меньше гарантий того, что она понравится вашим гостям именно настолько, насколько вы надеетесь. А когда речь идет о еще более сложных результатах – например, при поиске идеального жизненного партнера или работы мечты, – ваша власть и вовсе минимизируется.

Вторая тема, которая возникает из этих историй, кажется мне еще более интригующей: люди придерживаются гораздо более жесткого мнения относительно «благотворности» и «зловредности» результатов, чем следовало бы. Когда факультет в том государственном университете распался, я был убежден, что это плохо. Так и мой друг, получив работу в Соединенных Штатах, был убежден, что это хорошо. Но, видит бог, мы оба ошибались!

На каком-то уровне все мы знаем – или должны бы знать, – что не обладаем способностью рассчитать все последствия события. Начиная занятия в докторантуре, я никоим образом не мог знать, какой будет моя жизнь, если мой факультет распадется. Так и мой друг никак не мог знать, чем обернется его жизнь, если он переедет в Соединенные Штаты. Поскольку мы не обладаем способностью рассчитывать все последствия событий, мы также не обладаем знанием, позволяющим рассчитать всё воздействие, которое какое-либо событие окажет на нашу жизнь. Или, выражаясь языком бизнеса, нам недостает знаний, чтобы рассчитать «чистую приведенную стоимость» (NPV) любого события. Событие, которое в настоящий момент выглядит позитивным (например, женитьба на любимой женщине), вполне может впоследствии обернуться негативом, и часто так и происходит. С той же вероятностью кажущееся в настоящий момент негативным событие (например, развод) может впоследствии оказаться лучшим исходом. Просто так уж устроена жизнь – непредсказуема по определению. И коль скоро это так, нам не следовало бы выносить жесткие суждения о «благотворности» и «зловредности» переживаемых нами событий.

Потребность быть занятым

Большинство из нас с готовностью поддержит идею о том, что быть осмысленно занятым лучше, чем тратить время и силы на бессмысленное занятие. Исследования потока (который мы обсуждали ранее), например, полностью согласуются с идеей о том, что осмысленная занятость делает нас счастливыми.

Последствия потребности быть занятым: процесс (а не результат) как источник счастья

Эти два факта – что мы счастливее, когда заняты, чем когда бездельничаем, и что мы еще счастливее, когда делаем что-то значимое, а не бессмысленное, – имеют очень важное последствие. Они указывают, что нам не нужно зависеть в своем счастье от результатов: мы могли бы черпать все свое счастье из процесса работы с целью создать определенные результаты. Мы могли бы, к примеру, черпать счастье из подготовки к экзамену или из планирования отпуска. То есть даже если мы в итоге не сдаем экзамен или не едем в отпуск, мы все равно можем получить существенную долю счастья от работы с целью добиться этих результатов. Конечно, тип эмоций, испытываемых нами, если мы перестанем получать счастье от самих событий, изменится. Вероятно, мы редко ощущали бы гордыню или истинную гордость, поскольку это эмоции, порождаемые результатом, а не процессом. Однако в качестве компенсации мы редко ощущали бы и основанные на результате негативные эмоции, такие как уныние или стыд. Вероятно, мы также чувствовали бы себя намного более поглощенными и умиротворенными своей жизнью, потому что эти эмоции более вероятны, когда мы фокусируемся на получении счастья от процесса.