– Не знаю, – сказала Элизабет. – Газеты и читатели говорили только о смертях этих женщин. Меня же больше интересовали детали жизни несчастных, а не их жуткая кончина.

– Так что там насчет настоящей Мэри Джейн Келли?

– Иногда называла себя Мари Жаннетт Келли, – отозвалась Элизабет. – Она хвасталась тем, что в прошлом году один богатый клиент возил ее в Париж.

Услышав это, Ирен нахмурилась. Слово «Париж», употребленное в любой связи с делом Джека-потрошителя, действовало на нее похлеще красной тряпки на быка.

– Ее первый муж погиб при взрыве на чугунолитейном заводе, – продолжала тем временем Элизабет. – Мужчина, с которым она сожительствовала в Уайтчепеле, Джозеф Барнетт, не хотел, чтобы она занималась проституцией, но они задолжали тридцать шиллингов за однокомнатную лачугу, которую снимали в Миллерс-корт, а он при этом не работал. Что еще ей оставалось делать?

Мари Жаннетт, она же Мэри Джейн, была хорошенькой женщиной двадцати пяти лет, блондинкой с голубыми глазами. – Голос Элизабет снова дрогнул, словно она могла видеть жертву своим мысленным взором и ее молодость тронула американку. – Стройная девушка, ростом в пять футов и семь дюймов, она была выше большинства мужчин, подозреваемых в убийствах, за исключением одного высокого джентльмена, которого видели в компании Лиз Страйд.

Двое слышали в четыре утра крики: «Убивают!» – оттуда, где находилась ее комната, но при этом несколько свидетелей видели ее между восемью и десятью часами следующего утра. Агент арендодателя пришел за просроченным платежом в десять сорок пять утра, заглянул в окно комнатки и с воплями убежал, в ужасе от того, что он впоследствии описал как «дело рук не человека, но самого дьявола».

Мэри Джейн Келли освежевали, изувечили, выпотрошили и расчленили, – закончила Элизабет.

Мы все замолчали на некоторое время, представляя себе крошечную комнатку, забрызганную кровью и ошметками внутренностей.

– Они не страдали, – прервала молчание Ирен. – Хоть это нам известно.

Элизабет побледнела и вдруг разразилась страстной речью:

– Да разве может кто-нибудь понять, как страдали эти женщины, даже до Джека-потрошителя? Все, чего они хотели, – заработать пару пенсов, чтобы было где провести ночь. «Колыбельки», вот как они их называли, – отвратительные грязные койки, стоящие рядами в дешевых ночлежках. Большинство из этих женщин овдовели, или были вышвырнуты из дома мужьями, или же сами сбежали от постоянных побоев. Они не заслужили того, чтобы их последним клиентом оказался убийца.

Я молчала, вспоминая короткие, но полные отчаяния часы, когда я сама лишилась крова после несправедливого увольнения из лондонского универмага много лет назад. Если бы мне не повстречалась Ирен… вернее, если бы Ирен не увидела моего бедственного положения и не спасла меня… И все-таки мысль о том, что жертвы продавали себя, была мне противна.

– Клиентом! – повторила я с презрением. – Вы так говорите, будто эти несчастные занимались почтенным делом.

– Почтенным – нет, – ответила Элизабет, – но неизбежным, учитывая их жизненные обстоятельства. Дерзкий Джеки не имел права «охотиться на шлюх», если это действительно он написал те записки, опубликованные в газетах[59]. Чем он был лучше своих жертв?

– А почему вы считаете, – перебила Ирен, – что Потрошитель не был автором тех писем?

– Потому что иное бессмысленно, – твердо сказала Элизабет. – В газеты вечно пишут всякие выскочки, чтобы взять на себя ответственность то за одно, то за другое. Во всяком случае в Штатах. – Она быстро заморгала и снова уставилась в свои записи.

– Интересное наблюдение, – произнесла примадонна, – потому как если письма являются подделками, значит, б́ольшая часть того, что мы знаем о Джеке-потрошителе, – неправда. – Она откинулась назад и посмотрела на нас, словно гувернантка на своих учениц. – Итак, давайте обобщим все, что было прочитано вами об убийце.

Мы с Элизабет обе начали говорить одновременно, запнулись, посмотрели друг на друга и снова заговорили вместе.

Наконец порядок восторжествовал, и я начала перечислять наши совместные выводы.

Незадолго до полудня в дверь постучали.

Я в недоумении вздрогнула: кто мог знать о нашем нахождении в этой гостинице? Разве что тот господин с Бейкер-стрит…

Пока я представляла себе худшее, Ирен поднялась, чтобы открыть дверь.

На пороге стоял курносый мальчишка-посыльный в короткой курточке и берете и, улыбаясь во весь рот, протягивал записку.

– Он сейчас поднимется, – протянул он на таком примитивном французском, что даже я поняла его.

Ирен достала монетницу из кармана юбки и положила блестящий кругляшок в не слишком чистую открытую ладонь паренька.

– Ты хорошо поработал. И быстро, – похвалила она его, перед тем как закрыть дверь.

По крайней мере, отметила я про себя, посыльный мелковат, чтобы оказаться переодетым Шерлоком Холмсом.

– Кто сейчас поднимется? – спросила я, пока Ирен, удовлетворенно кивая, читала содержимое записки.

– Брэм Стокер.

Я замолчала. Когда-то это имя и этот человек воплощали в себе все то, что заслуживало доверия и восхищения в ветреном мире актеров, художников и писателей, где вращалась Ирен в пору ее первых лет в Лондоне, еще до того как ее карьера оперной певицы начала набирать обороты. Теперь же я думала о нем с разочарованием и горечью.

Подруга моментально заметила мою реакцию и принялась спорить:

– Ну с кем еще я могу посоветоваться насчет оперы о женах Генриха Восьмого, если не с непревзойденным импресарио Генри Ирвинга, который, в свою очередь, является непревзойденным английским актером нашего времени? Нам повезло, что Брэм наш старинный знакомый, Нелл.

Я ничего не ответила.

Примадонна взглянула на Элизабет:

– У вас есть записи и воспоминания, а еще вам надлежит достать сохраненные Нелл выпуски прошлогодних лондонских газет из сундуков, которые мы вчера привезли с собой из Нёйи: материала для изучения хватает. Отнесите все бумаги в мою комнату. Если хотите, можете остаться и встретиться с мистером Стокером, но мне необходимо обсудить с ним кое-какие театральные дела, и было бы лучше, если бы нам никто не мешал.

– Все в порядке, – ответила Элизабет, – я не против удалиться. Мистер Стокер часто бывает в Америке, когда мистер Ирвинг приезжает туда с гастролями, так что я много читала о нем. Кроме того, я обожаю иллюстрированные газеты, где пишут о преступлениях. Всегда такие сногсшибательные и полны сногсшибательного вранья. Как будто читаешь грошовый бульварный романчик.

И девушка принялась энергично переносить стопки листов в спальню примадонны.