– Я опять занимаюсь «потеряшками», – сказал он со знанием дела.

– Да, но только пару часов. А потом я хочу, чтобы ты вернулся в «Вестерли». К тому времени вернутся судебные эксперты и займутся поиском вещественных доказательств. Мне надо, чтобы ты был там, когда они что-нибудь отыщут… – Ким помолчала. – И, знаешь, Кев, можешь совать свой нос куда тебе захочется. Я хочу быть уверена, что мы знаем все, что необходимо знать, о людях, которые там работают.

– Понял, босс. – Лицо сержанта просветлело.

– Мы с Брайантом скоро отправимся к Китсу. Так что, если узнаем что-то полезное, немедленно сообщим.

Доусон кивнул и оттянул ворот рубашки.

Инспектор уже успела открыть крохотное окно в шесть тридцать утра, когда они приехали в участок, но никакого ветерка не ощущалось. И хуже всего было то, что единственный радиатор под окном продолжал греть комнату. А в день, когда обещают температуру под тридцать, это не самый приятный вариант. Регулятор температуры был отломан, а выключить обогрев глобально было невозможно, потому что офисы в северной части здания напоминали место для охлажденных товаров в супермаркете независимо от сезона.

В углу стоял вентилятор на высокой подставке, но его хватало только на то, чтобы пошелестеть бумагами на столе у Доусона.

– Стейс, что по телефону Исобел?

– Игрушка с контрактом «плати и пользуйся» была куплена в супермаркете «Асда» в Брирли-Хилл. Телефон не регистрировали и купили за наличные. Так что ее молодой человек не очень помог нам с этим номером. Я уже разослала электронные письма провайдерам, но вы все помните, что из этого получилось в последний раз.

Да, Ким это очень хорошо помнила. Были похищены две маленькие девочки, и единственной нитью к ним были несколько номеров мобильных телефонов. А провайдеры тогда просто рассмеялись им в лицо[63].

– Босс, а мы что, полностью исключаем, что убийцей может быть женщина? – подал голос Доусон.

– А он прав, командир, – Брайант согласился с сержантом, прежде чем Ким смогла ответить. – Никакого сексуального насилия, наркотик, который применяется для того, чтобы сделать жертву покладистее… Это вполне может быть сильная женщина.

Ким хотела было возразить, но передумала. Ее внутренний голос с этим не соглашался, но, судя по вещественным доказательствам, полностью такую возможность исключать нельзя.

– Ладно, ребята. У нас есть еще кое-что. Новое дело, которым мы займемся.

– Потому что работы нам явно не хватает, – проворчал Доусон.

– Кев, а тебя никто не заставляет в этом участвовать, – резко ответила Ким, зная, что это сильно обидит сержанта.

– А мне уже нравится, когда много дел, – сказал Кевин с извиняющейся улыбкой.

Инспектор не стала улыбаться ему в ответ.

– Вы все помните мужчину, которого выловили из Фенс-Пул несколько лет назад?

– Пианиста? – уточнил Доусон.

Интересно, сколько еще прозвищ у этого несчастного, подумала Ким.

– Фу-у-у, Кев, – сделала ему замечание Стейси, и ее лицо исказила гримаса отвращения.

– Именно его, – подтвердила Ким. – Мы займемся этим делом. И, Кев, прежде чем ты скажешь хоть слово: да, это дело участка в Брирли-Хилл, но преступление так и не раскрыто.

– Да я вообще не собирался ничего говорить, босс, – ответил молодой человек, качая головой.

– Все мы догадываемся, что пальцы ему отрубили, чтобы затруднить опознание, но вчера я выяснила, что у него также вырезали пейсмейкер.

– У них есть серийные номера, – заметил Доусон, прищурив глаза; дело его заинтересовало.

– А не должны ли пациенты с пейсмейкерами принимать варфарин[64] и посещать врача каждые шесть месяцев? – уточнил Брайант.

– Второй приз сегодня вручается мужчине, который сидит справа от меня, – торжественно объявила Ким и посмотрела на Стейси, которая уже знала, что ей делать.

– Я начну обзванивать клиники и выясню, не стал ли кто-то пропускать регулярные проверки около трех лет назад.

– Спасибо, Стейс. Кев, ты ведь в любом случае будешь искать среди «потеряшек»…

– Понял, босс. Но у меня есть одна проблема.

– Говори, – разрешила инспектор, вставая из-за стола.

– Сегодня я единственный, кто не получил приз.

– А это, Кев, – она со значением посмотрела на сержанта, – должно тебя насторожить.

Мумочка, а ты помнишь ТОТ ДЕНЬ так, как помню его я?

В школу ты меня отправила на год позже. Я не ходила ни в ясли, ни в детский сад. Никакой возможности для детского ума познакомиться с другими детскими умами.

Элементарная ложь относительно даты моего рождения, и я осталась с тобой еще на целый год.

В то утро ты рыдала так, как будто твое сердце разрывалось надвое. Я тоже рыдала, хотя и не понимала, что не так.

Ты всхлипывала, причесывая мои волосы. Твои пальцы тряслись, когда ты разделила их на два одинаковых хвостика, которые торчали по обеим сторонам моей головы. Ты была груба со мной, как будто я была в чем-то виновата.

Ты приготовила мне завтрак и дала мне мои витамины, которые витаминами вовсе не были.

Помню свои носки. Они доходили мне до колен, а по верхней кромке шел узор из розовых бабочек. Мне они не нравились, но сказать об этом я не могла, потому что хорошо помнила платье без рукавов.

Пока мы шли, держась за руки, я все думала, как бы мне от них избавиться и свалить все на кого-то другого?

В классе мы обе тоже рыдали. Я плакала, потому что плакала ты, а ты – потому что я. Не помню, кто из нас остановился первым, когда учительница оторвала нас друг от друга.

Другие дети смотрели на это, смеялись и тыкали в меня пальцами. Я села в углу одна в надежде, что кто-то со мной заговорит, и молясь о том, чтобы никто не заговорил со мной.

Я была уверена, что, когда я расскажу тебе, как мне было плохо, ты никогда больше не приведешь меня сюда.

Моей наставницей назначили Луизу. Она была такая хорошенькая… Во время переменки эта шестилетка должна была показать мне школу. Она привела меня в туалет для девочек. Я не хотела писать у нее на глазах, но молоко, выпитое с хлопьями на завтрак, давило на мой мочевой пузырь.

Двери в кабинки были не во всю высоту дверного проема. Если согнуться, то можно было смотреть снизу, а если подпрыгнуть, то сверху.