оплевал луну, устроил бойню, потерял всех, кого знал, узнал порядок вещей, и понял, что я — поэт. Вот и всё»-

— «Ого, ты теперь у нас поэт, ничего себе! Хотя мне всегда казалось, что ты мог бы что-то написать. Ты был такой особенный, не от мира сего. Вечно всё не как у других псов»— сам по себе голос Лолы был достаточно низким для собаки, но он отлично подчёркивал её внешнюю внушительность, играя в унисон с пышностью шерсти.

— «Лола, ты верстаешь свою часть разговора из клише, поскольку скупишься на другие материалы. Я же высекаю свои реплики из искренности для их особой пронзительности»-

— «Пока что ты говоришь исключительно бредовыми образами и намёками, понятными только тебе, а мне казалось, что искреннее — это всегда понятное»-

— «Ты не любишь красивые фразы? Они бессмысленны как цветы, но служат знаком внимания говорящего к тому, что он произносит»— настал черёд Хренуса усмехнуться — «Искренность заключается не в том, как ты говоришь, а что ты говоришь. Некоторые вещи просто не выразить в понятных образах, для них подходят только произвольные, очень субъективные фразы, которые слушателя в первую очередь натолкнут на мысль, что всё это просто поток бессмысленных, несвязанных слов. Но это только в первую очередь»-

— «Ой, Хренус, как это всё нудно и непонятно. Тебе самому нравится такую муть нагонять?»— поморщилась Лола.

— «Лола, Лола, ты не изменилась»— сказал Хренус устало.

— «С чего мне меняться? Я всегда говорила то, что чувствую»-

— «Ты?»— Хренус улыбнулся улыбкой кривого ножа — «Да разве ты можешь чувствовать?»-

— «Ты офигел? Зачем вообще ты заговорил со мной, если у тебя такое мнение обо мне?!»— возмутилась Лола.

— «Чтобы кое-что проверить»— задумчиво сказал Хренус.

Причиной его задумчивости было то, что теперь Лола, когда она была в непосредственной близости от него, совершенно не выражала ничего пронзительного, щемящего душу. Он слабо, нитевидно удивился, что там, в Лесу, она представлялась намного ярче, а сейчас на ум не приходит ни одного образа или настроения. Было ли так всегда или это только следствие его нынешнего состояния? Хренус не знал ответа на этот вопрос.

— «Ну и как, проверил?»-

Дрожание шерсти Лолы постепенно становилось всё более сильным, в какой-то момент стало казаться, что сам воздух колеблется вокруг неё, её силуэт будто проецировался всё больше и больше в сторону до тех пор, пока в дёргающемся мареве не стали видны черты другого пса. По мере усиления дрожания стали заметны прикрытые глаза, смотревшие в некую точку на земле и рот, приколоченный к одному уголку рта в полуулыбке. В этой морде Хренус безошибочно узнал Блеска. За мордой последовало тело с лапами и хвостом и, спустя всего минуту, Блеск уже стоял отдельным псом рядом с Лолой. Только сейчас Хренус понял, что не помнит, как выглядел Блеск тогда. При попытке вспомнить его облик, перед глазами проносились отдельные движения, взгляды, фразы, но не было общего образа. Сейчас же он выглядел ещё более невыразительно, чем Лола. Он был примерно одного роста с Хренусом, его не светлая, не тёмная шерсть была короткой и гладкой, морда заострённой с двумя торчащими вверх ушами. Чайного цвета глаза не носили определённого выражения. Хренус удивился ещё сильнее — всего лишь такие общие черты, всего лишь такой общий цвет? Блеск выглядел как проекция Лолы, но не как самостоятельный пёс. Как тогда он смог его воспеть, как отметил Фигура?

— «Здравствуй, Хренус, не забыл ты ещё своих старых друзей?»— Его голос был накрыт утомлённостью от собственной привлекательности. В остальном же он был такой же базовый, как и весь облик этого пса.

— «Как забыть? Ведь друзья напоминают о прошлом времени так же, как цирроз напоминает о прошлых возлияниях, а выбитые зубы — о драках»— сказал Хренус.

— «А ты стал дерзить, Хренус»— Блеск гипсово засмеялся — «Раньше ты всё больше был про несуразицу и нервы»-

— «Хренус у нас теперь поэт, Блеск»— с горделивой насмешкой сказала Лола.

Они чокнулись понимающими взглядами.

— «Поэт? А, ну другое дело тогда, поэтам многое прощают. Это ведь тонкие натуры, артистичные»— зубоскалил Блеск.

Хренус подумал о том, как нелепо они себя ведут. От понимания того, что именно о них он вспоминал в таком душераздирающем ключе, Хренус досадливо поморщился. Эта гримаса напомнила ему о чавкающей морде кота, свёрнутой внезапным тиком.

— «И какие стихи ты сочинил, Хренус?»— продолжил фарс Блеск — «Может, прочитаешь нам что-нибудь? Из последнего»-

— «Эх, Блеск, ты говоришь профанные вещи, разве ты не знаешь, что есть поэты, которые за жизнь не написали ни строчки?»-

— «Ну откуда мне знать? Я же так, просто. И ты, дай угадаю, относишься к последним?»-

— «Я отношусь к тем, кого сама жизнь сделала поэтом, кто подсознательно выбирал только те дороги, которые вели его к этому результату. Дороги эти часто бывают мучительными, в первую очередь, для самого идущего. Пусть раньше я думал об этом только как о житейских передрягах, теперь же я понимаю, что всё неслучайно и взаимосвязано. Это была лишь рябь на поверхности воды, а пучина всегда грезила бурей»— Хренус внимательно посмотрел на Блеска — «Стихи применимы только к конкретной ситуации, для нынешней же стихи и вовсе уже не нужны»-

— «Языком ты чесать горазд, Хренус. Впрочем, за тобой это и раньше водилось, любил ты напустить торжественности, нагнать мути»— в голосе Блеска звучали снисходительные интонации.

— «Вот и я ему об этом говорю»— вставила Лола.

— «Каждый пытается реабилитироваться за свои боли, свои корчи, своё унижение, но мало, кто находит способ. Большинство просто тратят время втуне. И прекрасно это понимают, безуспешно пытаясь забыть»— ядовито сказал Хренус.

— «Это неважно, Хренус»— сказал Блеск — «Теперь нам не надо ничего делать, нашей шерсти никто больше не касается, нам не надо есть, нам не надо выслеживать людей взглядом, нам не надо погружаться в различные ландшафты, попросту говоря, не надо бесконечно гоняться за изменчивым. Поэтому теперь мы спокойны, никакой реабилитации не нужно»-

Он улыбнулся:

— «Видишь, я тоже могу говорить красиво, для этого не нужно быть поэтом»— в речи Блеска речи осколками звучала риторика Хренуса; их позвякивания были подчинены ритму дешёвого разговора.

— «Это не красота. Это просто образ, а он сейчас никого не впечатлит, сколько бы кто-либо не прилаживал друг к другу элементы, создавая гибрид, маргиналии не привлекут внимания; в современном разговоре важен сам факт и эмоциональная отдача, а она сильнее всего достигается именно за счёт простых, предельно простых слов — ненавижу, люблю и прочее. Именно поэтому поэты и обречены на непонимания»-