их разговором (В воздухе висело боязливое ожидание). Он некоторое время молча жевал губами, затем резко поднял взгляд на Блеска и Лолу:

— «К тому, Блеск, к тому, Лола, что вы мне больше не нужны»-

— «Ха-ха, да ты что думаешь, что когда-то сам был нам нужен? Да мы бы сто лет тебя не знали!»-

— «Просто смешно. Ты знаешь, я тебе даже отвечать не буду. Ты достаточно сам себя унизил, всем тем, что тут нам наговорил»— фыркнула Лола. Её взгляд как будто бы спускался по мутному бокалу.

Теперь настал черёд Серого Пса использовать оружие снисходительной улыбки:

— «Нет, вы невнимательно меня слушали, не увидели иронии в моих словах. Вы, так настойчиво требовавшие конкретики, своим туннельным зрением пялились в один образ или цвет, минуя главное. Для вас самым вызывающим было то, что мне не разрывающе жаль оттого, что так всё произошло, но ведь из этого идёт такой простой вывод: мне не жаль, потому что вы мне больше не нужны, мне больше не нужно прошлое. Я уже стал поэтом»-

Псы Серебряного Леса зашептались между собой: они видели нарастание конфликта и гадали, может ли этот странный пёс быть опасен?

— «Дружище, пора бы тебе сбавить обороты»— двинулся было Блеск к Хренусу, но того уже было не остановить. Он вспомнил слова исчерпывающего описания:

— «Тотальность моего отрицания искупила низость моих страданий!»-

В этой мускульно-напряжённой фразе ощущалась могучая рука, заносимая для удара.

И Хренус его нанёс.

Серый Пёс одним яростным броском проломил тела Лолы и Блеска, разбив тех на кучу зеркальных осколков, которые на полу ещё хранили по инерции последний отражённый образ — яростную морду Хренуса, превратившуюся в бледную личину с чёткими тушевыми линиями глаз и носа. Но это продолжалось недолго: уже через несколько секунд эти осколки потускнели и теперь своей неказистостью ничем не отличались от разбитой пивной бутылки на тротуаре.

Хренус тяжело выдохнул, смотря на осколки:

— «Теперь всё, точно всё»-

Он повернулся к столпившимся псам Серебряного Леса, и под его взглядом они расступились, создав коридор, который упирался в дверь, окрашенную бледно-розовой краской. К ней Хренус и направился. Открыв дверь толчком головы, он, не оглядываясь, вышел из зала. Здесь ничего больше не нуждалось в его внимании.

За дверью обнаружилась небольшая проходная комната, которую освещала группа свечей, приплавленных прямо к полу. Эти свечи давали неровное освещение, которое то погружало углы в полумрак, то, подчинившись случайному сквозняку, резко высвечивало новую деталь. Некоторые из этих свечей уже успели погаснуть, и странным образом на их безликом парафине отражались разные цвета: белый, чёрный, коричневый — каждый на своей собственной свече. Горевшие же свечи были совершенно лишены этого отблеска.

Сзади раздался кашель. Хренус обернулся, и мягкий колеблющийся свет обрисовал перед его глазами старого сутулого спаниеля. Этот спаниель выглядел неказисто — его шерсть была редкой и имела размытый оттенок половой тряпки, глаза слезились, а лапы даже в состоянии покоя постоянно подрагивали (Старая книга, забытая под дождём).

Он подслеповато посмотрел на Серого Пса и сказал свистящим голосом:

— «Хотел бы я вернуться к Саламано. Где он сейчас, не подскажете?»-

Серый Пёс отрицательно мотнул головой. Спаниель в ответ на это грустно вздохнул и отвёл взгляд. Снова ненадёжный огонь свечей метнулся по стене за спаниелем, и Хренус на долю секунды увидел обрывок старого плаката. На нём была нарисована чёрная лисья морда с белыми провалами глаз, а ниже виднелось начало фразы: «Могли бы вы стать придворным поэтом…».

Хренус повернулся к двери, ведущей из проходной комнаты. Прямо над ней висела та самая маска, что так долго сопровождала пса в его видениях. Теперь она была тусклая, неживая, покрытая пылью, будто давно потерявшая хозяев вещь в старом дачном доме. Как только Серый Пёс толкнул вторую дверь (она в отличие от первой была окрашена белой краской), его тут же окатило свежим запахом дождевого озона и ладана, а затем всё видимое закрыла липкая тьма.

Теперь всё повисло в бездне пространства

И тут Пёс увидел Фигуру. Вернее, поскольку кругом была кромешная тьма, он представил, что видит Фигуру: так вглядываясь в погружённую во мрак знакомую комнату мы убеждаем себя в том, что видим все предметы на их обычных местах; перед нами проступают их очертания, что в то же время совсем не означает, что они не поменяли своих положений или что они вообще находятся в комнате.

Хренус заговорил первым:

— «Фигура, видимся ли мы с тобой в последний раз?»-

— «Кто знает, Хренус»— ответил Лис.

— «Этот вопрос я задал просто так. Я ведь и сам знаю, что это последняя наша встреча»— сказал Серый Пёс — «Ты сам-то хочешь мне что-то сказать?»-

Хренус подумал, что в ответ на эту реплику Лис ухмыльнулся:

— «Ты знаешь, я ведь знаю, какое впечатление произвожу на других, каким кажусь. С ранних лет меня неумолимо притягивало всё, что содержало в себе элемент трагического. Именно поэтому я и пришёл когда-то к тебе»— Фигура говорил на выдохе, как будто пуская слова в плаванье по воздушным волнам — «И именно поэтому я впоследствии так свыкся с этой историей, стал её частью»-

— «Трагическое. Да, я — трагический персонаж: боязливый пёс, несчастливый пёс, серый беглец, который, чтобы утешиться, умеет одно: лаять на смерть»— с сардонической улыбкой проговорил Пёс.

— «Всем хочется выстроить на своих руинах храм и молится в нём. Это кажется мне таким простым, естественным»-

— «Этого уже не требуется. Совсем»— ответил Хренус — «Ты знаешь, раньше мне столько хотелось спросить, я думал, что в вопросе я смогу найти ключ. Но теперь я понимаю, что и замков никогда не было, поэтому и ключи ни к чему»-

— «Ты прав, я всегда знал все те вопросы, которые ты хотел задать. Они бы ничего не решили»— Фигура говорил прохладным голосом с той мягкой, клубящейся силой, словно он был неким распорядителем недр сознания Серого Пса.

— «Пришлось ломать двери, ведь мне болезненно хотелось рассказать о себе всё то, что раньше я сказать не решался. Хотя зачем нужно было делать что-то подобное? Только ради обыденной честности? Да и разве поняли ли меня, пусть даже я был освежевано-откровенен?»-

— «Хренус, эта та цена, которую мы платим, как персонажи»-

— «Да, теперь мне кажется это таким простым… ты также знаешь, что наше время, время персонажей, как ни у кого, ограничено. Мы сами делаем его конечным. Мне очень жаль покидать эту историю, я уже так с ней свыкся, ведь если долго всматриваться в окно, то в конце концов сам пейзаж станет