– Значит, так, да? – тихо спросил Колыбельник. – Ну, как знаешь.

И поцеловал ее.

Чего угодно Саша могла ожидать, но не этого.

Уж точно не того, что от этого поцелуя все внутри перевернется. И расцветет. И взорвется. И разольется.

И что секунду спустя она будет сама его целовать. Так, словно это ее первый и последний раз, первый и последний час на Земле. Словно это…

Никита оторвался от ее губ.

– Об этом будут твои помыслы, – спокойно сказал он. – И мои… мои – вечно, твои – совсем недолго. Что же, что же спеть тебе, моя прекрасная ведьма? Баю-баю-баюшки… Саша спит на краешке… Саша по́ краю пройдет, Саша в бездну упадет…

«Я сейчас умру? – подумала Саша, безвольно роняя руки вдоль тела. – Или усну? Не хочется… Умирать не хочется, но и спать не засыпается. Глупости какие, умереть от песенки. А руки от поцелуя ослабели, не от колыбельной. И от недавней болезни еще.

– Что такое? – Колыбельник выглядел ошарашенным. – Почему ты не спишь?

Потому что мама не пела Саше колыбельных.

В руку что-то ткнулось. Фейки? Саша сжала пальцы вокруг этого «чего-то», чуть не выронила. Ложка бариста? Зачем?.. Разве что…

– Почему? – настойчиво спрашивал Колыбельник, вжимая Сашу в стену.

– Потому что мне не пели колыбельных! – Сашка изо всех сил толкнула его. Сил было немного, да и стена за спиной не давала размахнуться. Но от неожиданности Никита-Колыбельник отшатнулся.

– Потому что колыбельные для меня это пустые песенки! – Саша поняла, что орет. Громко, истерически, со всхлипами.

Потому что у девочки, которую мама все детство бросала ради интересной яркой жизни, должно быть хоть какое-то преимущество перед любимыми мамиными дочками. В смысле выживания.

– Потому что я имею право жить на Земле, в конце концов! – орала Сашка. – А ты! Ты – нет!

И в следующую секунду ложка бариста с омерзительным всхлипом-хрупом вонзилась в глаз Колыбельника.

Вернее, в глаз Никиты Праворукого…

Тут же раздался топот бегущих ног. Вот ведь несправедливость… пока убивали Кей и практически убивали Сашку – ни души. А как только она заступилась за себя, так сразу толпа набежала.

– Саша! Саша! – Мыкарь тряс ее за плечи. – Не отключайся.

– Я не отключаюсь. Где тебя носило?

– Тут! Я наблюдал. Я бы вмешался, если бы понял, что ты не справляешься.

– Ты что, больной? – озвучил Сашкины мысли смутно знакомый голос, принадлежащий молодому парню, а возможно мальчишке. – Сколько надо было стоять и наблюдать?

– Ты еще кто? – Сашка всмотрелась в незнакомое бледное лицо с ежиком черных волос над ним.

– Ты меня не помнишь? Я Штась. И я, похоже, тоже этот… мыкарь.

Лишняя информация. Перегруз. Сашка поняла, что сейчас отключится.

– Я вызову скорую вот этому вот. – Дарки, которая тоже оказалась здесь, ткнула носком ботинка Никиту. – А вы несите Сашу в «Книгари». Пока в подсобку, я приду и разберусь, как ее обустроить.

– Не надо обустраивать, я ее домой увезу, как только она в себя придет, – бурчал мыкарь.

– Ты псих больной, – не унимался Штась «тоже этот мыкарь».

Сашка закрыла глаза и позволила нести себя. Если не стоп, то хотя бы пауза. Если не конец кошмару, то, может, передышка?..

Пару недель спустя

Сашка потопталась за дверью, решаясь, а потом нажала на ручку и вошла в больничную палату.

Отдельная, просторная – родители Никиты не пожалели средств. Но во всем остальном – обычная больничная палата. Сколько средств ни не пожалей, больница все равно выше собственной головы не прыгнет. Ну и ладно. Главное – не антураж. Главное, что парень с повязкой на глазу будет жить.

– Привет, – тихо сказала она, – можно к тебе?

– Заходи, раз уж все равно пришла. – Судя по голосу, Никита ей не обрадовался. Да и с чего бы?

– Я… – Она хотела было присесть на край кровати, но все же взяла стул. – Я хотела извиниться. За вот это.

Саша показала рукой на повязку. Удивительно, но Никите она шла. Даже такая – совершенно больничная, из не пойми какого материала, который странным образом имеет нечистый цвет, даже если он на самом деле абсолютно стерилен. Раньше Никита Праворукий был просто школьным красавчиком, теперь же в нем проступало что-то… роковое. Или это следы Колыбельника? Или воспоминания о поцелуе говорили с Сашей вместо голоса разума? Да нет… Парень, сидевший на хитрой шарнирной конструкции, прикидывавшейся кроватью, был Никитой, но не Амарго. И не Колыбельником.

– За то, что глаз мне выколола? – просто спросил Никита. Он тронул повязку и поморщился. – Ну, ты же тем самым меня вроде как спасла. Колыбельник был не подарком. К тому же я быстро понял, что как только он окрепнет, то найдет себе носителя посерьезнее. А мне на прощание песенку споет.

Саша не ответила. Не то чтобы она не знала, что еще сказать. Скорее неловко было переходить к этому вот так, сидя перед человеком, которого сама же покалечила. Никита повернул к ней лицо – чтобы лучше видеть. Движение вышло неловким.

– Знаешь, – задумчиво проговорил он, – если уж за что тебе извиняться, то… я все лежу и думаю… Саша, а если бы ты мне раньше в глаз ткнула? Может, Катя была бы жива?

– Что?.. – Саша аж воздухом подавилась. – Ну, прости, момента подходящего не было. А ты вообще-то не думал, что если бы вы с Егором и той же Катей не накосячили, то была бы жива она, еще куча народа, твой глаз был бы на месте, а Егор не был бы месяц в искусственной коме, что по сути тоже уже практически смерть? А?

– Думал, – просто сказал Никита. – Саш… я ведь сам по себе не беглец из Небытия. Я нормальный человек. Я сдуру и от отчаяния, как только немного оклемался, чуть с собой не покончил. Спасибо, медсестры по мозгам надавали и родителям не сказали. Конечно, я виноват, причем непоправимо. И хоть до смерти измучайся, ничего не исправишь. Саша, я ведь Катьку очень любил.

Повисла пауза. Саше совсем не хотелось все это выслушивать. Разговор заходил куда-то совсем не туда…

– Так что мне тоже есть за что извиниться, – мягко и как-то взросло сказал Никита. – Не в глобальном плане, а просто перед тобой. Тебя-то я совсем не любил, это все Колыбельник. Хотя ты мне, в общем-то, нравилась. По-человечески. Ты красивая, видно, что хорошая, ну, и я, конечно, подозревал, что ты ведьма, настоящая или будущая.

– Ничего себе… Я бы в жизни не подумала, что ты в принципе замечаешь, что я существую. Это я без обид, просто мы же не общались, а я сама по себе незаметная.