А участок? Этот самый участок, из-за которого все случилось, кому он теперь принадлежит? Дельпеш что, не сподобился обновить данные?

Симон пересел к компьютеру Клары. Секретарша освободила одно ухо и чарующе улыбнулась:

— Привет, Каза.

Симон заметил, что секретарша уже надушена, накрашена и свежа.

— Похоже, у тебя с утра хорошее настроение. Спасибо, что вчера ничего не сказала Дельпешу.

— И тебе спасибо за то, что призвал меня к стойкости. Дидье испробовал все, но я держалась. Ты прав, метод отлично работает с мужчинами.

— Значит, он уже Дидье?

— Ага… Уже…

Она потянулась, давая Симону понять, что у нее ломит все тело, и вернула на место второй наушник.

— Honestyyy…

Симон в задумчивости пошел варить вторую порцию кофе. Как поступить? Поделиться с полицией своим открытием, рассказать о подделанных планах землепользования? Похоже, Валерино все еще в бегах, и это могло бы им помочь. А впрочем… Симону совершенно не хотелось снова идти убирать кучки, оставленные собаками, которых на острове теперь, наверное, больше, чем туристов.

Главный вопрос оставался без ответа: почему бежал Валерино? И почему именно позавчера? Какое событие заставило его сделать такую глупость и даже пойти на преступление?

С чашкой кофе в руке он вернулся к Кларе. Та вздохнула и снова освободила одно ухо:

— Что еще?

«До чего же от нее приятно пахнет», — подумал Симон и спросил:

— Кому сейчас принадлежит участок?

— Какой?

— Тот, на котором пытались строить Сангвинарии. Тот, на котором не разрешено было строить… Тот самый участок NA.

— Мне-то откуда знать? Спроси у Дельпеша.

— Ну уж нет! Только не у него!

— Тогда не знаю… Это глупо. Вы бы двигались быстрее, если бы вдвоем крутили педали велосипеда.

— Я никому не доверяю. Кроме тебя.

— Он такой же дурак! Сегодня ночью сказал мне слово в слово то же самое.

Симон вздохнул и попытался сменить тактику:

— Клара, ты сегодня очень хорошенькая. Выглядишь великолепно.

Лицо Клары озарила широкая улыбка.

— Это любовь, Каза. Тебе тоже надо попробовать.

Симон молчал. И Клара сдалась:

— Тебе надо навестить мэтра Бардона, это единственный нотариус на острове. Если кто-то и знает, кому принадлежит участок, это Серж Бардон. Ты легко найдешь его контору — улица Пивуан, последняя в городке.

— Спасибо.

— Мог бы и мне кофе сделать…

Но Симон уже исчез.

Симон стремительно промчался через городок на своем внедорожнике. Улицу Пивуан он знал: маленькая, узкая, на окраине, мостовая из серых камней чуть приподнимается к середине, как и на большей части сент-арганских улиц. У толстых каменных стен между ящиками с пестрыми цветами стояли черные велосипеды. Картинка с открытки, слишком пасторальная, слишком глянцевая для того, чтобы за ней ничего не скрывалось.

Симон без труда нашел контору — на двери висела золоченая вывеска: «Мэтр Серж Бардон. Нотариус».

Он позвонил.

Изнутри донесся шум. Звонок услышали, но отзываться не спешили. Наконец тяжелая деревянная дверь отворилась, в проеме стоял толстяк, занимая собой чуть ли не все свободное пространство. Одет он был в строгий пиджак, а красный галстук казался крохотным на безобразном животе. Почти лысый, неопределенного возраста. Нотариус подозрительно взглянул на незваного гостя, загораживая вход.

— Зачем пришли?

И в это мгновение у Симона появилось странное чувство, будто он окончательно прорвал декорацию острова, поставленную для туристов, разворошил муравейник, забрался один, без прикрытия, в разбойничье гнездо.

Пятница, 18 августа 2000, 09:21

Чаячья бухта, остров Морнезе

Я к этому готовился и потому дернулся не так уж сильно.

— Пришел, значит, — прохрипел пьяница.

Я отвернулся, чтобы не видеть три его желтых зуба, не вдыхать его вонь. Надо просто как можно быстрее перейти к делу.

— Хочу найти отца! Потому что он жив! — выпалил я.

Оборванец и глазом не моргнул.

— Знаю, знаю…

Меня охватила безмерная радость. Он был первым человеком, который не утверждал обратного.

— Знаю, — повторил он. — Ты хочешь его видеть, еще бы. Ты ради этого и вернулся сюда. Тебе повезло. Кроме меня, никому ничего не известно. Только я знаю, когда он на острове. Знаю, когда его здесь нет. Знаю, где он. Он не часто приезжает… А когда приезжает, то скрывается. Кепка, борода, темные очки. Не надо бы, чтобы его узнали… Вот уж не надо…

Он потянулся ко мне, но я отступил.

— Почему?

— Это уж пусть он тебе объясняет. Здесь никому нельзя доверять. Это нехороший остров. — Оглянувшись, он сплюнул на землю и продолжил: — С первого взгляда этого не поймешь. Идешь и видишь солнце, море, чаек. Но здесь все прогнило. Люди держат в себе секреты, из-за которых постепенно разлагаются изнутри. Они родились с этими секретами. Это как яд, который у них в крови, они заражают им друг друга, отцы заражают детишек. Через кровь, через сперму. Преступления, о которых нельзя рассказать. Убийцы, которых нельзя выдать. И так с давних времен. Боишься меня, а? И правильно, не доверяй никому! Особенно мне!

— А мой отец?

— Да, верно. Ты здесь из-за него. До меня тебе дела нет. Ты хочешь его увидеть, в самом деле хочешь?

По моим глазам было понятно, как я загорелся.

— Ну что ж… В конце концов, не мое это дело. Ничего сложного. Возвращайся сюда сегодня вечером. Подождешь его в маленькой бухте внизу. У него моторка. Он причаливает вечером, незаметно. Не спрашивай меня, чем он занимается. Я про это ничего не знаю и знать не хочу. Но в это время он почти каждый вечер приплывает на час или два. После десяти. Я его вижу отсюда. Один только я на всем острове. С моего места лучше всего видно.

Он зашелся клокочущим кашлем.

Я не мог поверить.

Если он не заговаривается, я уже сегодня вечером смогу увидеть отца! После десяти. Это самое подходящее время, чтобы сбежать из лагеря.

Неужели это правда? Уж слишком хорошо все складывается. Оставался один вопрос, не дававший мне покоя.

— Как вы меня узнали? Как вы поняли, кто я такой?

Он не удивился и ответил:

— Спросишь у отца, меня это не касается. Я сделал, что должен был.

— Что именно?