Симон не слышал — он сосредоточился на какой-то мысли.

Клара продолжала развлекаться.

— Ну давай! Самое-самое! Питер и Слоун? Нет? «Слова»? «Слова», Далида и Делон?

— Сколько отсюда до Кормей-ан-Паризи? С паромом на все про все часов пять?

Клара оторвалась от списка и язвительно заметила:

— Если ты на велосипеде доедешь от Морнезе до Парижа за пять часов, то бросай работу и получи желтую майку лидера.

Симон не ответил.

— Пять часов… После обеда я буду на месте. На дорогу туда и обратно самое большее десять часов… Обернусь за день.

— Ты в курсе, что просто крутишь педали? Хочу напомнить, что в Сент-Аргане нет служебной машины.

Симон широко улыбнулся секретарше, сверкнув белыми зубами, и невинным тоном спросил:

— У тебя же «твинго», да?

Клара вскинулась:

— И речи быть не может, Каза, даже не мечтай!

— Если не гнать, я смогу вернуться к полуночи.

— Даже не думай.

— Тебе ведь сегодня машина ни к чему?

— Говорю тебе, и не проси…

Симон заглянул Кларе в глаза. Она и не замечала, какие они у него голубые.

— Ну и ладно, — лениво процедил Симон, — будем спокойно ждать здесь. Давай свое караоке. Что предлагаешь? Ринго и Шейла, «Оставим гондолы в Венеции»? В конце концов, нам нет никакого дела до того, что по острову шляется беглый каторжник и зарывает трупы на пляжах, где играют детишки. О его следующем убийстве нам сообщат по радио, сегодня в полдень или вечером. Где-то в парижском предместье. И жертвой почти наверняка станет этот мальчик-сирота, Колен Реми.

Клара с воплем вскочила и встала перед Симоном, так что он едва не ткнулся носом в ее декольте.

— Ты меня достал, Каза! Вот где вы у меня все, все мужики! Ключи от машины у меня в шортах. Можешь достать.

Пятница, 18 августа 2000, 17:47

Лагерь на диком полуострове, остров Морнезе

Остаток дня пролетел быстро, даже занятия в парусной школе. Я ждал вечера, стараясь не привлекать к себе внимания, а незадолго до ужина начал изображать усталость — зевал, вздыхал. Это оказалось не так уж и трудно — за последние две ночи у меня набралось маловато часов сна. Едва закончив есть, я демонстративно уткнулся в книгу, отказавшись от всех предложений во что-нибудь поиграть.

— Сил нет ни на что.

Арман меня прикрывал.

— Отстаньте от ребенка. К нему завтра семья приедет, он должен выглядеть пристойно.

В девять я заявил, что пойду спать, Йойо и Стефани ничего не имели против. В палатке я набил спальник шмотками и подушками и пристроил его так, чтобы издали казалось, будто в нем кто-то лежит. В палатке темно, я не сильно рисковал. Для большей безопасности Арман и Мади по очереди должны были следить за всеми, кто входит в палатку и выходит из нее.

Я посмотрел на часы. 21:04.

Через минуту Арман отведет Йойо и Стефани в сторонку, чтобы сделать признание. Он решил наврать, что ему кажется, будто одна из девочек, Виржини, самая страшненькая, от него забеременела. Йойо и Стефани не настолько глупы, чтобы поверить, но им все-таки придется его выслушать. Просто на всякий случай…

21:05.

Путь должен быть свободен. Я выбрался наружу.

Никого не видно. Похоже, Арман отлично справился со своей ролью.

Уже стемнело, и я, прячась за деревьями, вышел из лагеря, никому не попавшись на глаза. Отойдя метров на двести, включил карманный фонарь. Я все видел и так, но сердце бешено колотилось, а луч света меня успокаивал. Идти надо было около получаса, потому я не торопился — не хотел показаться вымотанным или перепуганным, мне необходимо произвести самое лучшее впечатление. В жизни своей я так не волновался. Говорят, актеры чувствуют что-то похожее, перед тем как выйти на сцену.

Дорога показалась на удивление короткой, и хоть я не бежал, но быстро оказался возле бухты. Вот и сарай моряка на вершине холма. А ведь я даже имени этого человека не знаю. Заметив сквозь дыру, заменявшую окно, голубое свечение, я решил, что в сарае включен тот новый телевизор.

Было тепло, дул легкий ветерок, мерно плескались волны. Отсюда, сверху, до моря метров двадцать.

Он был там.

Внизу, в полутьме, я отчетливо видел привязанную надувную лодку и мужчину, выгружавшего ящики.

Со спины.

Невозможно сказать, был ли это мой отец. Я не знал, что делать — окликнуть его или самому идти на пляж.

В конце концов решил спуститься, но в последний момент передумал, остановился и сдавленным голосом позвал:

— Папа?

Пятница, 18 августа 2000, 17:57

Кормей-ан-Паризи

Симон съехал с шоссе А15 в 17:53.

Он устал.

Потерял кучу времени на окружной дороге, после того как свернул с нормандского шоссе, — радости вечера пятницы в парижском регионе.

Но он наконец добрался! От съезда с шоссе до Кормей-ан-Паризи было рукой подать. Симон не мог не признать, что Кларин «твинго» работает как часы, единственным «но» оказалась стопка CD-дисков: от Гольдмана, Балавуана и Обиспо[9] у него случился передоз французской эстрады. Правда, плюс у этой музыки все же имелся — она не мешала думать.

Обо всех совпадениях.

Когда он пропустил поворот на Кормей-ан-Паризи, Гольдман в третий раз пел «Мы поедем». Симон хотел свернуть на следующей развязке, но очутился в потоке медленно ползущих машин посреди какой-то просто бесконечной торговой зоны Шатенье.

— Кретины, — процедил Симон, — даже в августе набивают свои тележки.

Никак не меньше четверти часа ушло на то, чтобы выбраться из ловушки и вернуться обратно на шоссе. Еще несколько круговых развязок — и он опять поехал не в том направлении, в Аржантей. Карта была разложена на переднем пассажирском сиденье, он пытался краем глаза на нее поглядывать, но в результате несколько раз чуть не съехал с шоссе, а когда за окном снова появился указатель «Аржантей», только громко выругался.