Аккуратно приземлившись на четыре конечности, я распрямился и с легкой надменностью поинтересовался:

— Увидел разницу? Или еще показать?

Но Т’анн лишь зарычал, резко перекувыркнулся и вновь оказался на ногах. Ударив клинками друг о друга, он с дикой злобой, исказившей его лицо, понесся в мою сторону.

Ихор клубился вокруг меня почти непроницаемой искрящейся тучей, вырываясь из моих пор и проникая обратно в тело, продолжая напитывать слабые человеческие кости и мышцы своей мощью. Поток темной энергии, заструившийся по жилам, рождал внутри бурю, грозившую поглотить все и вся. На короткий миг я задохнулся от переполнявшей меня силы, а когда увидел в опасной близости куатское лицо, среагировал как всегда рефлекторно — легко увернулся от смертоносного рубящего удара, а потом сопроводил его парочкой увесистых оплеух.

Это было удивительно, ведь прежде я никогда не вытворял чего-то подобного, но и приятно. Мои руки, превратившиеся в эдакие дымные звериные лапы с длиннющими когтями, казалось, могли бы переломить его хребет. Раньше был нужен монстр, которого приходилось выманивать и заставлять что-то делать. Но с тех пор, как мне пришлось заново родиться на Шуоте, изменилось не только мое взаимодействие с Тенями. Изменился я сам. Я сам мог творить все, что мне вздумается, не оглядываясь больше на отсутствие лейровских знаний, искусственные ограничители Гугсы или собственный страх. Требовалось только желание. И сейчас я больше всего на свете желал убить этого куата, эту чертову гончую Дзара своими собственными руками.

Трижды поздоровавшись с брусчаткой, Т’анн едва ли не брызгал слюной. Дикий коктейль из недоумения, беспомощности и злости превратил его в бешеное чудище, и это моментально напомнило мне о том, что Аргус с его темпераментом до столь неприглядного вида все же никогда не опускался. Этот же был натуральным животным. Он рычал и лаял, неуклюже размахивая энергоклинками, и просто не вязался с образом неодолимого серого стража.

Т’анн заговорил только тогда, когда ему не удалось надеть меня на стрекочущие энергетические лезвия в четвертый раз. И то, с каким трудом ему давалось каждое слово, бросалось в глаза.

— Замечаешь, как сущность становится натурой?

Я все еще находился под действием адреналина и жажды убийства, а потому прошипел:

— Лучше заткнись.

Куат, однако, не обратил на мои слова внимания. С видимым усилием поднимаясь на ноги, но все еще не деактивируя оружие, он продолжил выплевывать слово за словом:

— Твое темное естество постепенно берет верх над человечностью, за которую ты так усердно цепляешься. Что дальше? Убьешь меня? Но ты разве не понял, что меня не убить. Как и Аргуса. А знаешь почему? Потому что мы оба уже давным-давно мертвы! Ха-ха-ха!

Его отвратительный и немного визгливый смех заставил меня сморщиться и слегка растерять рвение оторвать ему голову. То, что Т’анн сказал об Аргусе едва удивило. Но не потому, что не вызывало доверия, а из-за моих собственных подозрений, копившихся с тех пор, как я начал лучше узнавать Ди. Тема смерти, пусть и вскользь, но касалась его уже не раз и почти всегда наталкивала на размышления. Касались они в первую очередь Майры Метары и склонности этой дамочки к противоестественным экспериментам по выведению сверхсолдат, покорных исключительно ее воле.

Сместив бегунок своих стремлений от жажды убийства к желанию получить ответы, я спросил его:

— Кто такие гончие Дзара?

Т’анн все еще хохотал, с каждой последующей секундой походя на безумца, тогда как остатки моего терпения стремительно испарялись.

— Говори!

— Конечно. Сейчас только мозги на место поставлю. — Он тряхнул головой, как будто и вправду с ней было что-то не так. Лезвия энергоклинков исчезли в наручах, а глаза подернулись странной полупрозрачной дымкой. Что это означало я понятия не имел, но выглядело весьма неприятно. Словно Т’анн вдруг стал слепым или… его сознание действительно переподключалось к каким-то дополнительным резервам. Словно он был андроид, а не человек. Но если так, тогда…

Что ж, я сам позволил себе попасться на эту удочку.

Возомнил себя непобедимым и утратил бдительность? Решил, будто ихор и в самом деле предохранит меня от любой напасти? Да уж, верить в подобное было глупо. Меня провели, как сосунка, коим я, к слову, и оказался. И если бы Мекет был жив, он бы смеялся до колик.

Стоило лишь на мгновение ослабить бдительность, как вся злокозненность куатов тут же выползла наружу. Сомневаюсь, что я успел хотя бы моргнуть, прежде чем почувствовал, как Т’анн сократил разделявшее нас короткое расстояние и, не активируя клинки, ребром ладони врезал мне в адамово яблоко, а после, сопроводив это ударом по затылку, уронил лицом в брусчатку. Почти так же, как я его недавно.

От соприкосновения с холодным камнем, лицо мое, казалось, расплющилось, а в голове образовалась альтернативная вселенная. Звон в ушах и искры перед глазами, во всяком случае, масштабами точно обладали космическими. Язык защипало от привкуса грязи.

Я вскрикнул, когда нога стража молотом впечаталась мне в спину, лишив даже малейшей возможность подняться. Все еще неостриженные патлы оказались зажаты в руке, которая медленно начала тянуть за них, вынуждая поднять голову. У самого уха раздался монотонный стрекот энергоклинка. Он был музыкальным сопровождением к насмешливому голосу Т’анна.

— Твой интерес к гончим меня впечатлил. Так и быть, я расскажу о них твоей отрезанной башке.

Мысли все еще путались из-за столкновения с площадью и сил на то, чтобы оказать хоть какое-то сопротивление, наскрести было неоткуда. Об использовании ихора я даже не думал, ибо это причиняло физическую боль.

— Возомнил себя всемогущим? — зло прошипел Т’анн.

Я не увидел, но почувствовал кожей, как он занес клинок, а затем без промедления обрушил его на мою шею.

Я резко зажмурился и постарался ни о чем не думать. Время между мгновениями стало вязким как патока и растянулось между ударами сердца.

Секунда.

Другая.

Однако ничего так и не произошло. Лишь показалось, как кто-то издал странный булькающий звук. Словно захлебнулся чем.

Стало страшно до чертиков, и я все-таки приоткрыл глаза, чтобы убедиться в том, что по-прежнему жив. За волосы уже никто не тянул, как не давил и на спину. Быстро перекатившись на левый бок, я увидел скорчившегося рядом Т’анна. Он стоял на коленях, прижимая одну руку к шее, и, будто рыба, выброшенная на берег, беззвучно открывал и закрывал рот. Глаза его при этом неотрывно смотрели куда-то в сторону обрыва, и столько ненависти было в них, что меня самого едва дрожь пробрала.

Кое-как справившись с собой, Т’анн отхаркнул черный сгусток на светлую брусчатку и сиплым, но уверенным голосом проговорил:

— Вовремя явился, черт. — Убрав руку от шеи, он продемонстрировал крайне неприятного вида сквозную дыру, быстро начавшую затягиваться, и, хохотнув, прибавил: — А ты себе не изменяешь, брат Аргус.