смотри по-земному. По-нашему.

Волхв крикнул:

– Загадки – это хорошо. Видать, тебе и помощь не нужна.

– Нужна-нужна!

– Так где ж ты?

– Да здесь!

– Да где?

– Внизу!

Олег полетел на следующий круг, уже даже приноровившись носиться, словно на карусели. Каната под ним еще много, потому волхв спустился до уровня дна люльки, от чего диаметр полета стал шире. Зато теперь прекрасно видно, на внешней стороне люльки на самом дне распластался вниз головой Савмак. Пальцы держатся за канаты, которыми оплетена люлька, и под эти же веревки подсунуты ноги.

Олег присвистнул.

– Это ты как туда забрался?

Савмак поморщился, на лубу испарина, щека поцарапана и из нее сочится багровое.

– Да вот, – отдувая со лба прядь, выдавил он с натугой, – дай думаю, погляжу, чего там снаружи показывают. Запутаюсь в канатах, повишу вверх тормашками.

Олег одобрительно кивнул.

– Полезный ты человек, ратник. Буря, а ты об общем благе печешься.

– Ага, об общем, – отозвался тот. – Вылезти-то поможешь, пастор?

Олегу пришлось снова устремиться к борту люльки, чтобы там аккуратно по канату спуститься к тыльной стороне дна и подать канат Савмаку.

– Тяни! – крикнул ратник.

– Да щаз, – отозвался волхв. – Чем я тянуть буду? Руки тебе на что? Подтягивайся.

Кряхтя и сопя, как разбуженный медведь, ратник полез по канату. Олег поднялся быстрее, потому как легче, и запрыгнул в люльку, крепко цепляясь за внутренние веревки. Ее все еще крутит, но уже не так быстро, потому как жуткая гроза близко, но теперь не сбоку, а чуть ниже слева. Там в чудовищном облаке серо-сизого цвета мелькают всполохи, гулко рычит гром, а воронка в самой его середине подсказывает – угоди они в эту тучу, так легко не отделались бы.

Савмак влез в люльку, тяжелый и взмокший, накренив ее своим весом и немого замедлив вращение.

– Фух, – выдохнул он, отвалившись в угол и не обращая внимания на все еще приличный крен. – Больше не смей заставлять меня летать на такой богомерзкой штуковине. Воин он для битв рожден, а не для полетов.

Олег, для страховки держась за канат, дотянулся до ручки с остатками лопастей и потянул на себя.

– А если битва в полете? – поинтересовался он.

Савмак кивнул уверенно.

– Если так, то можно. Но сейчас битва не идет. Так что вот чур не меня, а соседского коня от твоих летательных дел, пастор.

– А разве сражение со стихией не битва? – поинтересовался Олег, выворачивая ручку на полную.

– Это ваши, духовные битвы, – со знающим видом сообщил ратник и поднял указательный палец. – А воин должен вести битву понятную. С видимым и осязаемым врагом. Ты наш защитник от сил тьмы, а я – от мечей и копий.

– Какие копья? – удивился Олег. – Видал, какие у послушников эспиньоли? Говорил я, порох как оружие применять будут. Они все нет, нет, во благо… Вот оно благо – в нас из этих эспиньолей целых три благостных фанатика целились.

Савмак кивнул и вытер пальцами со щеки кровь, она так и сочится из глубокой царапины.

– Видал, – согласился он. – Я думал это пистолет колесцовый. Наверняка у них не только эспинь… как их там, есть.

– И ружья есть, полагаю, – согласился волхв, с огромным трудом выкручивая ручку и правя неуправляемым дирижаблем.

– Почему только теперь воспользовались? – задумчиво протянул ратник.

Кое-как Олегу удалось выровнять полет воздушного судна – теперь оно движется в воздушном потоке хоть и под острым углом, но зато равномерно и не крутясь, а пассажиры не вываливаются из люльки.

– Так фанатики же, – сообщил он миролюбиво. – Блюдут традиции. Вон Люсиль хотели традиционно сжечь, очистив ее грешную душу священным пламенем.

– Ничего моя душа не грешная, – обиделась Люсиль, она все еще таится под толстыми канатами и, судя по вцепившимся в верхнюю веревку пальцам, вылезать оттуда не собирается до конца полета.

Савмак выглянул за край, на лице мелькнула тень ужаса – сам не верит, что несколько мгновений назад болтался над пропастью, рискуя сорваться в ее пучину. Он второй раз за день поплевал через плечо и сложил руки в молебном жесте, пробормотав что-то под нос.

– Падре в городе, где я спасался, рёк, – проговорил ратник уже громче, – что все, кто родился на свет, уже этим грешны. И надо вымаливать прощение за это дело.

Нос Люсиль распух, глаза красные, явно плакала от страха и ужаса, пока Олег летал вокруг дирижабля на канате, а сама дрожит от холода, потому как на этой высоте в самый раз карасей морозить. Но ответила уверенно и четко:

– А по-моему, рождение человека – это чудо. И он вовсе не виноват, когда родился. Как дитя может быть виновным?

– Падре говорил, что не само дитя. Как бы виновны его предки, а у тех предки предков. И так далее. Навроде самые первые предки натворили делов. И дела так суровы, что одному человеку не унести такой груз, потому он разделен на всех его потомков.

Люсиль сморщила аккуратный носик.

– Я знаю эти писания, – сказала она, стуча зубами. – Я ведь из семьи членов Ордена багровой розы. Забыл? Но считаю, дети не причастны к деяниям родителей и не могут нести на себе груз их вины.

– Падре из того города с тобой бы поспорил, – заметил Савмак и смахнул с носа замерзшую каплю.

– Да пускай, – отозвалась Люсиль. – Моя семья тоже спорила. А я сбежала и теперь хочу не позволить им навязать свои догмы всему свету.

Олег слушал их молча, выравнивая дирижабль по солнцу на верный курс. Внизу бесконечная перина туч, в которой мелькают всполохи, довольно близко, но сейчас буря не угрожает. Она бушует далеко под облаками, низвергаясь потоками воды и вздымая могучие волны.

– Дети отвечать за грехи отцов не должны, – согласился он с Люсиль, задумчиво устремив взор в бескрайнее небо. Здесь оно совсем прозрачное, с легким налетом фиолетового оттенка, а солнце хоть и ярче, но греет слабо.

Грудь Люсиль гордо выкатилась вперед, даже сквозь рубаху и балахон послушника проступили ее верхние точки, подчеркивая, как она замерзла. Но выражение лица победное, а подбородок величественно вскинут.

– Видал? – произнесла Люсиль поучительно. – Пастор согласен со мной. А если духовный человек соглашается, значит, правда на моей стороне.

– Правда всегда на одной стороне, – многозначительно отозвался волхв. – Но отвечать за деяния все равно кто-то должен.

– Так пусть сами деящие и отвечают, – уверено проговорила девушка.

Олег зябко повел плечами, где на краях волчовки намерзла ледяная короста, и сказал:

– Так-то оно так. Но если, к примеру, деящий помер. Кто за его дела в ответе?

На миг на чистом лобике