В своем эссе «Отношения между эго и бессознательным»[260] Юнг подробно описал эту опасность на внутреннем пути. Это, говорит он, «мужская коллективная фигура, которая теперь поднимается из темного заднего плана и овладевает сознательной личностью». Это «влечет за собой психическую опасность тонкой природы, ибо, раздувая сознательный ум, она может уничтожить все, что было достигнуто путем достижения соглашения с анимой». Затем человек ощущает себя способным провозглашать природу предельной реальности. «Перед лицом этого наше ничтожное ограниченное эго, если оно имеет лишь искру самопознания, только отбросит назад и быстро прекратит все притязания на силу и важность». Достижение соглашения с анимой «было не победой сознательного над бессознательным, но лишь установлением равновесия между двумя мирами»[261]. Что особенно соблазнило нашего сновидца, это его «позитивные намерения»; он всегда был готов помочь страдающему человечеству, и это также побудило его стать членом политически активной ложи. Фундаментально, он не мог признать, что до этого момента скорее пассивно претерпевал процесс развития, чем активно его добивался. Он, подобно Иакову на переправе, боролся с ангелом Божьим; что-то вне его и сильнее, чем он, завладело его жизнью. «Но каждый, кто пытается сделать то и другое, — говорит Юнг, — приспосабливаться к группе и в то же время преследовать свою индивидуальную цель становится невротиком». Такой «Иаков», Юнг продолжает, подмигивая, «будет скрывать от себя самого факт того, что ангел был, в конце концов, сильнейшим из них двоих — каким он определенно был, чтобы не было никаких жалоб, что и ангел ушел, прихрамывая»[262].

Для меня эта фаза развития моих отношений со сновидцем давала возможность пожертвовать моим собственным притязанием на власть в форме «позитивных намерений». Я могла лишь надеяться, что «Не имеющий формы» поможет. И он помог. Примерно через год сновидец снова начал писать мне совершенно цивилизованно, и он прислал мне сон, в котором в длинных драматических сценах он наконец смог спасти себя от власти опасного, злонамеренного диктатора в красной одежде. Последовавшие за этим сны настаивали на том, что он должен придать творческий облик своим переживаниям. Он продуманно собирал некоторые фольклорные мотивы своей родины и работал над ними, а затем сразу же увидел во сне, что его отец предложил ему великолепные драгоценности, найденные в его стране. Отец здесь обозначает духовную традицию, предлагающую ему высшие психические ценности, которые можно найти в этих мифах.

Так что теперь путь снова открылся. Двадцать лет прошли с его первых снов, ему было уже пятьдесят лет, и его внутренний путь все еще далек от завершения — если мы верим в сны умирания, процесс продолжается даже после смерти.

Я попыталась дать здесь только краткий очерк, который дает лишь проблески в этом процессе и не учитывает множество взлетов и падений, — заботы о жене и детях, личные проблемы всех видов, которые произошли между главными моментами. Для тех, кто не знаком с такими внутренними процессами, трудно решить, что в этом процессе личностно и что имеет общечеловеческое значение. Типичным, в первую очередь, является необходимость примириться с собственной темной стороной, тенью, поскольку здесь сновидцу нужно было искать «свет» в злом человеке. Также типична потребность подчинить себя Самости, или, как это здесь названо, «Не имеющему формы» (без идентификации с ним) и следовать своему пути под его руководством. Все остальное в этом случае более или менее личное. Этим путем следуют не только личности из социальных верхов, но и люди из простого народа, однако, всегда — личности.

То, что путь индивидуации носит религиозный характер, ясно видно из снов, которые были представлены. Это заставило представителей различных религиозных конфессий выразить озабоченность тем, что путь индивидуации может привести к рассеянию сообщества. «Это действительно был бы ретроградный шаг, — ответил им Юнг, — но в этом нельзя обвинять „истинного человека“ [Самость]; причиной являются скорее все те плохие человеческие качества, которые всегда угрожали и препятствовали работе цивилизации. (Часто, действительно, овцы и пастыри почти одинаково глупы.) „Настоящий человек“ здесь ни при чем. Прежде всего, он не уничтожит никакой ценной культурной формы, так как он сам является высшей формой культуры. Ни на Востоке, ни на Западе он не играет в игру пастыря и овцы, потому что с него достаточно того, чтобы стать пастырем для себя самого»[263].

Путь к «истинному внутреннему человеку» или подчинение «Не имеющему формы», как мы видим, опасен. Развитие личности — это акт смелости, и трагично, что именно демон внутреннего голоса означает сразу же высшую опасность и необходимую помощь[264]. По этой причине никто не следует этим путем, никто, для кого он не является внутренне вынужденным, но важно, чтобы пасторы и врачи знали о его существовании, потому что когда человек призван внутренним голосом и не следует ему, он уходит в невроз или даже уничтожается. Пока человек все еще верит в свет истины, как уже было открыто, он, по крайней мере, защищен от этого трудного пути, но когда свет всех истин проповеди и веры исчезает, для многих не остается иного выбора, кроме как искать «свет» внутри себя. Поэтому я хотела бы завершить цитатой из «Брихадараньяка-упанишады» (4.3:2–7):

2. [Джанака спросил так:] «О Яджнавалкья, какой Свет у человека?» «Свет солнца, царь, — сказал [он], — При свете этого солнца, действительно, человек сидит, ходит, работает и возвращается». «Это, действительно, так, О Яджнавалкья» (сказал Джанака).

3. Затем Джанака спросил: «О Яджнавалкья, какой Свет у человека после того, как солнце зашло?» «Луна становится его светом, при свете этой луны, действительно, он сидит, ходит, делает работу и возвращается» [ответил Яджнавалкья]: «Это, действительно так, О Яджнавалкья» [сказал Джанака].

4. [Джанака снова спросил:] «О Яджнавалкья, какой свет у человека, когда солнце и луна зашли?» «Огонь это его свет, при свете этого огня, действительно, он сидит, ходит, работает и возвращается» (ответил Яджнавалкья). «Это действительно так, О Яджнавалкья» (сказал Джанака).

5. [Джанака теперь спрашивает:] «О Яджнавалкья, какой свет у человека, когда зашли солнце и луна, и огонь погас? „Речь — его свет; в свете этой речи, действительно, он сидит, ходит, работает и возвращается. Следовательно, О Царь, даже если рука не различима, то где бы речь не была произнесена, можно действительно идти туда“ Это действительно так, О Яджнавалкья» (сказал Джанака).

6. [Джанака ставит следующий вопрос так:] «О Яджнавалкья, какой свет у человека, когда солнце и луна зашли, огонь погас, речь замолкла?» [Яджнавалкья отвечает таким образом: ] «Истинное Я есть его свет. Под светом Атмана, действительно, он сидит, ходит, работает и возвращается».