–Ты болеешь или…– спросил Ричард, протягивая Джеймсу виски.

–Зачем ты пришел?– перебил его граф, но стакан все же взял.

–Поговорить.

Дик подошел ко второму креслу, поставил бутылку на пол и уселся, вытянув ноги в сторону камина.

–О чем?

Темная жидкость чайного цвета красиво переливалась в бликах пламени, когда граф задумчиво покачивал стакан в руке.

–За что ты меня ненавидишь?– Ричард пристально смотрел в глаза Джеймсу. К чему тянуть? Проще сразу спросить.

–Я?– хмыкнул граф, спокойно выдержав его взгляд, а потом задумчиво произнес, уставившись уже в стакан:– Ненавижу…

–Мне сказали, ты общался сАнной, гулял с ней и нашей матерью. Но ведь мы все – потомки лавочника… Почему же только меня…

–Я не собираюсь это обсуждать,– резко перебил его Джеймс и выпил глоток терпкого, пахнущего дубовыми бочками напитка.– Мы по-прежнему не друзья, чтобы говорить настолько откровенно.

–Ты любил Анну?

–Нет.

–Так почему…

Дик залпом осушил стакан. Граф снова поставил его в тупик, обманув все ожидания.

–Зачем ты искал ее общества? Зачем написал записку? Почему потом пытался спасти?

–Первое и второе – чтобы позлить тебя,– не стал отпираться Джеймс.– Третье… А как еще я мог поступить? Анна – хорошая и милая девушка, я не желал ей зла. Ты ведь тоже вряд ли бы стоял в стороне, глядя, как похищают женщину.

–Тогда я снова задаю вопрос: за что ты ненавидишь лично меня?

–И я снова повторяю: ты не получишь ответа.

Их взгляды сошлись в безмолвном поединке. Никто не хотел уступать. Разные, словно свет и тьма, эти двое все-таки неуловимо напоминали друг друга.

Темно-синие глаза на бледном лице, черные волосы, убранные в старомодный хвост, хрупкое телосложение и, пожалуй, слишком нежные для мужчины черты лица делали графа похожим на потомка легендарного народа холмов, о котором так любят травить байки вДал Риаде. В противовес ему светловолосый Дик с его немаленьким ростом, широкими плечами, загорелым лицом и голубыми глазами казался одним из северных варваров.

–Все, похоже, сложнее, чем я думал.– Дик взял бутылку и на треть наполнил свой стакан.– Хорошо. Не отвечаешь на этот вопрос, так скажи хотя бы, почему ты вдруг решил стреляться с потомком лавочника. Раньше такое было ниже твоего достоинства. Что изменилось?

–Патрик обещал привести тебя через два дня.– Джеймс сделал вид, будто не услышал вопроса.– Почему ты явился сегодня?

–Решил узнать, что происходит. Сейчас. У меня был инспектор…

–Он все-таки добрался и до тебя…– Граф опять смотрел в стакан с виски и, казалось, полностью погрузился в свои мысли.

–Да, он добрался и до меня! Джеймс, соберись! Я хочу знать, на чьей ты стороне.

–На своей,– прозвучал тихий ответ.– Я на своей стороне, Дик.

–Ты говорил, что найдешь убийц Анны…

–И я их найду.

–Что ты для этого сделал?

–Не помню, чтобы я обещал давать тебе отчет в своих действиях.– На губах графа появилась уже знакомая Дику презрительная улыбка.

–Одного из них я уже нашел.

–Рад за тебя.– Джеймс сделал хороший глоток виски, поморщился, потом повторил:– И что с ним сейчас? С убийцей?

–Понятия не имею,– признался Дик.

В своем письме Джейн сказала, что со Шрамом произошло несчастье, но какое конкретно? И откуда она об этом узнала? Рассказывать о своей помощнице Ричард не стал. Во-первых, он и сам не был в курсе, кто такая Джейн и чего от нее ждать, а во-вторых… эта девушка являлась его тайной. Такие тайны врагам не выдают.

Дик бросил взгляд на мраморные часы на каминной полке. Времени еще много.

–Стрикленд сказал тебе про Анну и… что она встречалась с кем-то…– спросил Ричард, уже понимая, что зря сюда явился: чуда не произошло иДжеймс остался самим собой… все таким же высокомерным ублюдком.

В раздражении хотелось дать ему по уху, но тело слушалось с трудом, иРичард решил не вставать.

–Сказал,– рассеянно кивнул граф.

–У тебя есть мысли, кто это мог быть?

–Нет.

Джеймс с некоторым удивлением посмотрел в опустевший стакан и протянул его Дику, тот молча налил добавку.

–Интересно, как Анна могла встречаться с этим… настолько скрытно, чтобы ни одна душа не заподозрила…

Ричард помотал головой.

–Не знаю,– ответил он, сделав еще несколько глотков.

Пожалуй, надо было останавливаться. Но не хотелось. Одурманенная голова не слишком хорошо соображала, зато все чувства сделались тусклыми. Становилось легче. И виски в бутылке потихоньку заканчивался. Разговор пошел совсем уж неспешный и прерывался на длительные промежутки, в которые оба собеседника молчали, думая каждый о своем.

–Она должна была часто с ним видеться… чтобы решиться сбежать,– произнес Джеймс, не забывая прикладываться к стакану. Теперь он говорил медленно, слегка растягивая слова и старательно их выговаривая. Похоже, даже сравнительно небольшое количество выпитого оказалось избыточным при его состоянии.

Дик думал… точнее, пытался думать, но в голову ничего не приходило. Джеймс тоже думал… или уже дремал, глядя в стакан. Понять никак не удавалось. Хотя, конечно, если он спит, то это просто безобразие.

Через некоторое время граф все же пошевелился и, обнаружив, что виски закончился, потребовал повторить.

–А ты… представлял Анну кому-нибудь из друзей? Ну этим… бездельникам из клуба,– спросил Дик, выполняя его просьбу, что было уже непросто: горлышко бутылки раздваивалось перед глазами и никак не хотело лить напиток туда, куда следовало.

–Да. Многим. Твоя матушка часто… гуляет в парке рядом с клубом. Разумеется, мы встречали моих знакомых и…– Джеймс опять надолго замолчал.

–И что дальше?– не выдержал Дик.

–Ничего.– Граф встрепенулся, неловко встал с кресла, взял одеяло и, пошатнувшись, опустился на пол у камина.– Холодно,– сказал он, устраиваясь на ковре и закутываясь до самого подбородка.

–Да у тебя жар… наверное.– Ричард сполз с кресла и сел рядом сДжеймсом. Количество выпитого постепенно перерастало в качество.– Дай проверю,– сказал он заплетающимся языком и протянул руку к собеседнику.

–Не надо.

Граф попытался отодвинуться, но у него не получилось. Вместо этого Джеймс чуть не свалился в камин. К счастью, Дик успел его подхватить.

–Точно – жар!– сообщил он, дотронувшись до лба Джеймса и совсем не обращая внимания на то, что тот уже довольно долго сидит рядом с огнем, а потому его кожа в принципе не может быть холодной.– Ты весь горишь.