Церемониал, применявшийся при дворе деев, был еще более унизительным. Консул должен был снять обувь и отдать свою шпагу, а затем почтительно поцеловать руку мерзавца. В 1767 г. Арчибальд Кэмпбелл Фрейзер стал первым консулом, решительно отказавшимся совершать этот беспрецедентный акт, и через несколько лет ему сказали, что у дея нет для него дела и он может уходить, так, будто консул был его слугой. «Дорогой друг этого нашего королевства, – писал этот правитель его величеству королю Англии Георгу III, – я отдавал ему приказы, а он был дерзок!» Мистер Фрейзер отбыл, но затем был отправлен обратно в сопровождении эскадры кораблей его величества. Адмирал сэр Питер Денис вошел на своем корабле в бухту Алжира и, удостоверившись, что дей не станет снова принимать мистера Фрейзера, снова уплыл. Правительство его величества выразило полную поддержку действиям адмирала и решило дать дею возможность еще раз подумать. Наконец в следующем году король Георг принял извинения своего алжирского друга и назначил нового консула, отдельно отметив, что «тому следует вести себя так, чтобы тебе было приятно». В качестве компенсации за малодушие своего правительства английский народ ежегодно платил мистеру Фрейзеру пенсию в размере 600 фунтов стерлингов.

Каждый новый акт подчинения способствовал росту высокомерия деев. Повар консула был мальтийцем; дей был против этого и велел с помощью силы вывезти его из дома консула и отослать его прочь в цепях. Если бы консул возразил против этого, то вполне мог бы отправиться вслед за своим поваром. Когда в Алжир прибыл капитан Хоуп на судне его величества «Ромул», его даже никто не поприветствовал. Консулу велели подняться на борт, не дав взять с собой даже белье, после чего капитану фрегата, на борту которого находился консул, был отдан приказ покинуть бухту.

Уже в 1803 г. консул Фэлкон был арестован по надуманному обвинению и изгнан из города; консул Картрайт вполне справедливо назвал консульское учреждение в Алжире «еще одним шагом к глубинам ада». В 1808 г. датского консула схватили и заковали в цепи, заставив спать в тюрьме вместе с другими узниками и трудиться вместе с рабами, только из-за того, что выплата ставшей уже традиционной дани задерживалась. Все консулы, находившиеся в Алжире, выступили в едином порыве и заставили дея отпустить своего «коллегу», но его жена скончалась от пережитого ужаса. Примерно тогда же из-за подобного обращения умер и французский консул.

Неужели со всеми этими консулами плохо обращались только из-за того, что они упорствовали по пустякам? Ответить на этот вопрос помогут источники, освещающие пиратство. Еще в 1582 г., когда Англия находилась в мирных отношениях с Портой (которые продолжали поддерживаться между этими двумя государствами на протяжении 220 лет), высокородные господа выяснили, что путешествие в Средиземноморье сопряжено с весьма опасными приключениями. Два шотландских лэрда: мастер Мортон и мастер Олифант – находились в плену в Алжире на протяжении многих лет.

Сэр Томас Ро, направлявшийся в Константинополь, чтобы занять там должность посла, сказал, что, если алжирских пиратов не сдержать, они в море бросят вызов даже королевским армиям и станут угрожать побережью (в чем, впрочем, не было совершенно ничего нового), и сообщил, что в результате своего последнего плавания они заполучили 49 британских судов и что вскоре в Алжире появится 1000 рабов-англичан; пираты даже хвастались, заявляя, будто отправятся в Англию и вытащат ее жителей из их постелей, как это уже неоднократно бывало в Испании. Действительно, уже через несколько лет они разграбили Балтимор в графстве Корк и претворили свою угрозу в жизнь. Каждый, кто стоял в Плимут-Хоу или на Хартланд-Пойнт, в любой момент мог увидеть на горизонте пиратские галеоны, а достойные купцы Бристоля, своего рода князья торговли, не осмеливались отправить в путь свои груженные всевозможными богатствами суда, опасаясь столкновения с противником.

Преподобного Девере Спратта захватили в плен в районе Йола, когда он пытался добраться всего лишь из Корка в Бристоль. Этот добрый человек был настолько расстроен, увидев, в каких ужасных условиях живут и трудятся в Алжире многие рабы, что после того, как его выкупили, он, уступив их мольбам, остался там еще на год или два, чтобы утешить их святыми церковными службами. В такой помощи пленники нуждались больше всего – в том, что касалось обращения с их физическими телами, им не на что было жаловаться, но одиночество вдалеке от родины, дома и друзей, ужасная судьба, так часто постигавшая их жен и детей, – все это приводило их в отчаяние и заставляло терять веру в Божий промысел, и священник мог даровать утешение тем, кто испытывал подобные мучения. Несмотря на их скорбное положение, в среде рабов все же проводились свадьбы и крещения, и в приходской метрической книге Кастмелла (Ланкашир) сохранились сделанные Спраттом записи о некоторых подобных обрядах, проведенных в Алжире.

Со временем ситуация ухудшалась. До 1622 г. в течение трех или четырех лет пираты захватили 400 британских кораблей. От разорившихся купцов, живших в крупнейших портовых городах Англии, в Вестминстерский дворец стали поступать многочисленные прошения. От бедного консула Фризелла одно за другим поступали письма, полные мольбы. Он просил о помощи на протяжении 20 лет, а затем, сломленный и так и не получивший поддержки, скончался. В Англию поступали трогательные прошения, подписанные самими пленниками – английскими моряками и капитанами или простыми купцами, которые везли домой свои богатства, но внезапно были арестованы и лишены всего имущества; жалостливые письма, полные слез и страстных просьб о помощи, приходили и из самих рабских тюрем. На протяжении четвертого десятилетия XVII в. в алжирских тюрьмах томились 3000 мужей, отцов и братьев, и нет ничего удивительного в том, что их жены и дочери собирались у входа в зал заседаний палаты общин и окружали ее членов, рыдая и умоляя о помощи.

Время от времени правительство выделяло на выкуп рабов, оказавшихся в плену из-за бездеятельности властей, незначительные суммы, а палата лордов пожертвовала на эти цели почти 3000 фунтов. В первой четверти XVII в. 240 рабов-британцев были выкуплены за 1200 фунтов, а алжирцы, воспринимавшие всю сложившуюся ситуацию как своего рода бизнес, не только были готовы сделать все возможное для их покупки, но даже специально отправили в Сент-Джеймс, ко двору короля, посла, который должен был вести переговоры.

К середине того столетия официальный представитель правительства Эдмонт Кассон также спас множество англичан. Элис Хэйес из Эдинбурга была освобождена в обмен на 1100 двойных песет (каждая стоимостью в два франка), Сара Рипли из Лондона – за 800, женщина из Данди – всего за 200, остальные – за 1390, в то время как мужчина в среднем стоил около 500. Иногда, хотя и крайне редко, пленникам удавалось сбежать. Пурчас сообщает о четырех юношах из Англии, оставленных на борту захваченного пиратами бристольского судна «Джейкоб», чтобы помогать дюжине турок управлять им. Они сумели бросить капитана за борт, убили еще троих пиратов, а остальных загнали под люки и продали их за кругленькую сумму в гавани Санлукар близ Кадиса.

Еще более захватывающими оказались приключения Уильяма Окли, в 1639 г. оказавшегося на борту «Марии», направлявшейся в Вест-Индию, всего в шести днях пути от острова Уайт. Его хозяин-мавр даровал ему частичную свободу и разрешил держать винную лавку, за что тот должен был ежемесячно платить ему два доллара. В подвале своей лавки раб тайно сделал из парусины легкое каноэ, в то время как палки от пустого винопровода служили веслами; с помощью своих товарищей он смог незаметно оттащить все это на пляж. Пятеро из них сели в это суденышко, благодаря которому они сумели добраться до Мальорки. Сложнее всего было попрощаться с двоими оставшимися рабами, которые должны были плыть с ними, но лодчонка не выдержала бы вес семерых мужчин.