Это была временная демонстрация силы. Через пять лет сэр Джон Нарборо вместо того, чтобы приступить к бомбардировке, покорно заплатил алжирцам 60 000 испанских долларов («piece of eight», «осьмушек») за рабов и в качестве подарка. В 1681 г. адмирал Герберт, впоследствии ставший лордом Торрингтоном, предпринимал против алжирцев различные мирные морские путешествия. В 1684 г. сэр У. Соам с большим трудом вытребовал, чтобы флаг его британского величества был встречен выстрелами из 21 орудия. Утомительный рассказ о нерешительности и слабости можно продолжать и дальше.

Предпринятая в 1749 г. адмиралом Кеппелем экспедиция в основном запомнилась благодаря присутствию на борту флагманского корабля в качестве гостя сэра Джошуа Рейнолдса. Вполне вероятно, что именно он нарисовал два наброска, репродукции которых представлены в труде сэра Лабмерта Плейфейра. Эти зарисовки стали единственным итогом данного морского путешествия. Путешественник Джеймс Брюс в 1763 г. в качестве официального представителя и генерального консула внес определенный вклад в развитие коммуникационных линий, но вскоре отправился в свои путешествия, после чего снова стали звучать бесплодные и унизительные возражения и устраиваться бесполезные демонстрации сил. Всякий раз, когда предпринимались более серьезные попытки, приготовления оказывались совершенно нецелесообразными. Испания, Португалия, Неаполитанское королевство и Мальта в 1784 г. послали объединенный флот, который должен был наказать алжирцев, но он состоял только из небольших кораблей, таких, которые пираты вполне могли одолеть, и предпринятая им атака получилась такой слабой и бессвязной, что, подурачившись на протяжении двух недель, флот в полном составе отправился домой.

В этом темном царстве упадка Европы все же засветил один луч света – Соединенные Штаты отказались выплачивать дань, которую пытались требовать у них берберские морские разбойники. С самого своего появления новая нация, как и другие морские державы, признавала практику, которую теперь собиралась навсегда отменить, считая ее неизбежным злом. Еще в 1785 г. алжирский дей осознал, что американская торговля – это непаханое поле, и ни один из всех торговцев не был столь желанным, как хваставшийся тем, что перевозит американские товары по морю, и при этом не везший с собой ни одного боевого снаряда, чтобы защитить их.

Нерешительные протесты и переговоры были тщетными до тех пор, пока наконец под влиянием общественного мнения (люди были потрясены тяжелой судьбой тех, кто томился в рабстве у пиратов) конгресс был вынужден немедленно начать строительство флота. Плохие новости распространяются быстро, и слухи об этих приготовлениях очень скоро стали эхом отражаться от белых стен Алжира, вследствие чего дей поспешил заключить мирный договор. Таким образом, задолго до того, как фрегаты были спущены на воду, американцы получили неприкосновенность в обмен на значительную дань. Подобно всем трусливым компромиссам, это стало палкой о двух концах, и вскоре каждый морской разбойник на территории от Могадора[48] до Ворот Босфора громко требовал бакшиш.

В 1800 г. паша Триполи Юсуф грозил, что перенесет свои фальконеты на западный карьер, если ему тотчас же не пришлют такие же подарки, как поступавшие от Англии, Франции и Испании. Он пожаловался, что американское правительство давало взятки его соседям, головорезам из Туниса, причем более крупные, и заявил, что не понимает, почему, в отличие от своего двоюродного брата из Алжира, не должен получить в качестве платы за молчание фрегат. В ответ на письмо президента, содержащее льстивое признание в дружбе, он приказал написать весьма занятный текст. «Мы хотели бы попросить, – писал он, – чтобы все эти заверения были подкреплены делом и не оставались пустыми словами. Таким образом, вы должны постараться удовлетворить нас, совершив благовоспитанный поступок… Но если это всего лишь лестные слова, не подкрепленные делом, каждый будет действовать так, как посчитает удобным. Мы просим, чтобы ответ был написан как можно быстрее, без задержки, ибо заминка с вашей стороны лишь негативно скажется на ваших интересах».

Тунисский бей предъявлял не менее высокомерные требования. Он сказал, что Дания, Испания, Сицилия и Швеция пошли для него на уступки, а затем заявил: «Сохранять мир и дальше будет невозможно, если президент не пошлет мне безотлагательно 10 000 комплектов индивидуального вооружения и 40 пушек разного калибра. И все эти последние, – добавлял он так по-ирландски, – должны быть 24-фунтовыми». Алжирцы намекали, что перед ними имеется долг, а марокканцы объявили, будто задержка в определении условий договора была обусловлена всего лишь тем, что столь важный вопрос должен подвергаться всестороннему рассмотрению.

Какие бы другие промашки, возможно, ни допускал правитель Триполи Юсуф, в данном случае он держал свое слово, и через шесть месяцев, на протяжении которых он так и не получил ответа на свое предупреждение, 14 мая 1801 г. он объявил Соединенным Штатам войну, срубив флагшток, стоявший на территории американского консульства. Однако власти Соединенных Штатов устали от традиционной для христианских государств тактики общения с головорезами. К тому времени они уже успели спустить на воду небольшую, но весьма эффективную эскадру и очень гордились ее успехами в незадолго до этого завершившейся квазивойне с Францией. Кроме того, их утомила политика, совершенно не согласовывавшаяся с их хвастливыми заявлениями о том, что все люди рождены свободными и равными, а избитый лозунг «миллионы на защиту, но ни цента в качестве дани» всколыхнул народ.

Однако, когда возбуждение схлынуло, стало казаться, что, как обычно, далеко не все обещания были претворены в жизнь, ибо, несмотря на существование вооруженных сил, способных действовать энергично и решительно, добиться чего-либо больше чем за два года так и не удалось. Действия первой из трех отправленных в море эскадр, которой командовал Дейл, были затруднены узкими рамками, установленными приказами президента и обусловленными рядом конституционных проблем, таких как вопрос о возможности участия в каких-либо конфликтах до того, как конгресс провозгласит войну. Второй эскадре не повезло с командиром, хотя своими подвигами многие подчинявшиеся ему офицеры продемонстрировали глубочайшую преданность долгу. В 1803 г. корабли третьей эскадры собрались в районе Гибралтара под брейд-вымпелом коммодора Эдварда Пребла, после чего наконец настало время для принятия решительных мер.

Целью коммодора было Триполи, но едва его корабли собрались для ведения согласованных действий, неподалеку от побережья Испании вооруженный крейсер «Мешбоа», принадлежавший Марокко, завладел 36-пушечным судном «Филадельфия», захватив за компанию бостонский бриг «Селия». Несомненно, было крайне важно выяснить, на каком основании были произведены эти действия. Мавританский командир, солгав с самым преданным видом, поклялся, что захватил «Селию», будучи уверенным в том, что вскоре из-за серьезного недопонимания между его повелителем и американским консулом, свидетелем которого он стал, находясь в последний раз в порту, будет объявлена война. Подобные слова были невероятны для того, чтобы оказаться правдоподобными, и капитан «Филадельфии» Бейнбридж пообещал, что, если лживый реис Ибрагим Любарез не подтвердит свои полномочия, он поступит с ним как с обычным пиратом. Осознав, что это не пустая угроза, морской разбойник признался, что допустил ошибку и что губернатор Танжера приказал ему захватывать американские суда.