Пока Гордей возился с юбкой, Маша потерлась о его грудь своей, рубашка чуть задралась, и она этим воспользовалась.

— Хм, у Верейского, по-моему, все-таки чуть длиннее, — Маша обхватила член ладонью, как будто примеряя и сравнивая. — Или такой же, понять не могу.

— Ты с ним трахаешься, что ли? — Гордей так и не понял, шутила она тогда на чарологии или говорила правду.

— А ты что, уже ревнуешь? — засмеялась она, вставая на цыпочки и пытаясь дотянуться до губ.

Чернорецкий наклонился, коротко засосал ее и потянул вниз трусы:

— Слушай, давай уже, а. Тебе как больше нравится? — он рывком снял через голову рубашку.

— А как хочешь, — весело сказала Маша, сверкнув глазами. Гордей любил серые глаза.

Он на ощупь достал из брюк палочку и потянул из воздуха что-то, смахивающее на старый продавленный матрас. Чарами добыл из кармана презерватив и напялил его.

Затем развернул ее, поставил на четвереньки, сам встал на колени сзади, пошарил рукой между ног, как будто дырки там могло не оказаться и нужно было убедиться, что она есть. Гордей оперся одной рукой о матрас, другой начал пристраивать член. Маша слегка помогла ему, выпятив задницу и направив ладонью.

В таком положении двигаться быстро не составляло труда, Гордей ненадолго прижался грудью к ее спине и обхватил поперек под сиськами. Он трахал Чумакову под монотонный звук капающей воды, она прогнулась в пояснице и почти легла грудью на матрас, чтобы ему было удобнее. А может быть, так было удобнее ей.

Гордей переместил руки на ее сиськи и ощутил, как они качаются в такт его движениям, это, как и всегда, казалось прикольным.

Он подавил желание заржать — не всем девкам это нравилось.

— Ты как? — спросил Гордей.

— Заткнись и продолжай, — выдохнула Маша куда-то в продавленную лежанку.

— Не любишь болтать во время траха? — светским тоном поинтересовался он — так на званом ужине можно было бы спросить, пришлись ли по вкусу канапе.

— Во время траха я люблю, чтобы меня ебали, Чернорецкий. Поболтать я могу в любое свободное от этого время.

— Мне нравится такой подход, — с энтузиазмом признался Гордей, продолжая загонять в нее член. — Слушай, Чума, а напомни, почему мы не делали этого раньше?

— Ну, у нас обоих плотное расписание по части секса, — выдохнула Маша, быстро перекидывая волосы с лица на спину. Ее кожа стала влажной от пота, и волосы липли к ней. Судя по всему, ей недолго оставалось.

Чернорецкий на время заткнулся, сосредоточившись на процессе, и через пару минут почувствовал, как она несколько раз коротко содрогнулась, что-то неясно простонав.

— Быстро ты, — одобрительно заметил Гордей.

— Вот теперь… — прерывисто сказала Маша, — и попиздеть можно. Как ты угадал, что мне нравится именно так? У кого длинный язык?

— Это мне так нравится, я ж не виноват, что наши предпочтения совпадают, — засмеялся Гордей, вышел из нее, грубо пихнул на матрас, перевернул и без улыбки добавил: — Но кончать я предпочитаю вот так.

Он устроился между ее разведенных ног, от души полапав Машу за сиськи между делом, и быстро довел дело до конца.

— Может, будем встречаться? — почти серьезно предложил Гордей, перекатываясь на спину.

— Зачем? — она повернула к нему голову и подняла брови, как будто действительно не понимала.

— Ну, во-первых, мне правда понравилось. — Он с удивлением обнаружил, что говорит честно. — Во-вторых, моя мамашка с ума сойдет, когда узнает, что я встречаюсь с дочерью инквизов. А она обязательно узнает, благодаря моему дражайшему братцу.

Маша улыбнулась так же цинично, как Гордей, и облизала губы.

— А в-третьих… смотрю я иногда на Марка и думаю, а может, в этом что-то есть? Ну, трахаться с кем-то одним. Он же ни о ком больше не думает даже. По мне, так это ненормально.

— Это пиздец как ненормально, — согласилась Маша. — Но нам, наверное, не понять.

— Я так не умею, — Гордей приподнялся на локте. — От меня ты особой верности не дождешься, но и от тебя я ее не жду.

— По Елизаровой легко сходить с ума, ну, ты понимаешь, о чем я, — в ее голосе послышалась то ли грусть, то ли зависть. — Думаешь, Исаев один такой?

— А кто еще? — быстро спросил Гордей, но понял, что никакой конкретики не дождется: Маша закатила глаза, мол, так я тебе и сказала. — Ну, меня, например, она не привлекает.

— Это потому что она трахается с Исаевым, — она снисходительно скривилась.

— Не-а. Просто не люблю все яркое. Это Эмиссар по такому тащится.

Гордей встал на ноги и принялся одеваться. Маша наблюдала за ним так же, как в начале — когда он раздевался. Он широко улыбнулся:

— Так или иначе, захочешь потрахаться — обращайся. Ты учти, Чумакова, это эксклюзивное предложение, я редко такое говорю.

— Ой, какая честь, я сейчас описаюсь от счастья.

— Так у тебя вон пять унитазов под боком, — заржал Гордей и увернулся, когда она швырнула в него скомканными трусами.

Он подождал, пока Маша разберется со шмотками, и уничтожил матрас так же легко, как создал его.

Вдвоем они вышли из туалета на четвертом этаже и отправились в Северный флигель, где располагалась их общага.

Гордей покосился на нее. Надо все-таки дать Верейскому по морде. Для профилактики.

— Чума, а давно ты с Верейским кувыркаешься? Я за вами не замечал.

— Плохо смотрел, — бросила Маша.

— Да нормально я смотрел, — Гордей помолчал. — Чего он тогда на тебя набросился? Недостаточно усердно сосала?

— Не твое дело, Чернорецкий, — язвительно отозвалась она. — Ты же сказал, что не ждешь от меня верности.

Он назвал Дворецкому Рубербосха пароль и, пропуская Машу вперед, шепнул ей:

— Но я надеюсь.

Общая комната была почти пуста. Гордей проводил Машу взглядом и с размаху уселся рядом с Марком, который оторвался от громадного сочинения по трансформагии и с любопытством посмотрел на него.

— Вы трахались, что ли? Можешь не отвечать, я по роже твоей довольной