Тайлер отскочил от стойки с кассой назад к стене, глаза его забегали в поисках чего-нибудь для самообороны, рот задёргался, словно он хотел что-то сказать, но не решался.

‒ Так я и думал, ‒ теперь уже тихо пробормотал Гейт, собрал монеты с синего пластмассового блюдца для мелочи, бутылку виски сунул в грязный пакет, пачку сигарет убрал в карман видавшей виды куртки. Затем, не глядя на Тайлера, он развернулся и быстро вышел.

Тайлер ещё долго стоял у стены, прислонясь спиной, впившись в неё липкими от пота ладонями, и смотрел через стеклянную дверь магазина на удаляющегося покупателя. Ему подумалось, что больше он никогда не увидит Натаниэля Гейта – несчастного свихнувшегося человека, потерявшего сына и жену, превратившегося из уважаемого члена графского совета в полное ничтожество, в призрак городских окраин, в осуществлённое проклятие Гэвина Данбара.

* * *

‒ Мне кажется, сегодня что-то произойдёт, и лучше бы нам поскорее убраться из этого дома, да и из города тоже, ‒ сказал Джереми, стоя напротив высокого окна в своей комнате.

Чуть позади него в неизменном тёмном строгом платье и забранными в пучок волосами стояла Джейн Фрай. В руках у неё был белый платок с вышитыми инициалами Д.К.Ф.

‒ Этот дом, да и этот город… ‒ она осеклась.

Не отрывая взгляда от платка, Джейн вспомнила слова Бауэрмана, долетевшие до неё сквозь жуткую грозу. «Тебе есть для кого беречь себя, а Джейн?».

‒ Ну и что же? ‒ спросил Джереми, не повернувшись.

‒ Не знаю, ‒ ответила Джейн, ‒ она и правда врёт, это я тебе сказала ещё вчера, но мне непонятно, зачем.

‒ Я видел её сны, не все, лишь какие-то обрывки, но этого достаточно.

Джейн выронила платок из своих изящных рук, пальцы перестали её слушаться.

‒ Как же ты…

‒ Это сейчас не важно. Важно то, что мы попали в беду, или вот-вот попадём.

‒ Мы не можем сейчас уехать. Твоя мать будет в ярости, да и твой отец тоже.

Джереми невесело усмехнулся:

‒ Уолден мне вовсе не отец, но сейчас это не имеет значения.

‒ Джереми, ну что ты несёшь?! ‒ разозлилась Джейн и тронула его за плечо, чтобы развернуть к себе. Но он не повернулся, а продолжал смотреть в окно. Утро выдалось на удивление ясное, на небе ни облачка, лишь ветер никак не унимался. Набравшись задора и сил, он устроил свой привычный осенний карнавал. Листья всех мыслимых оттенков и цветов, навеки оторванные от родных дубов, каштанов, тисов и клёнов, теперь кружились вместе с ветром в неистовой пляске осени.

‒ Как я и сказал, это не важно сейчас. Её дети. Вы что-нибудь поняли о её детях?

Джейн нахмурилась. Она вспоминала лица Уилла и Джо, они вызывали у неё безотчётную, едва улавливаемую тревогу, природу которой Джейн понять не могла. Она помнила их малышами: Джо всегда такой непоседливый, а Уилл тихоня с плохим аппетитом, сейчас они другие. И вряд ли дело в их возрасте. Возможно, всё началось ещё тогда в Лондоне? Джейн вспомнила зарёванное лицо маленького Джо, – тот прибежал к ней рано утром, потянул за подол длинной юбки и повёл на задний двор что-то показать. А на заднем дворе она увидела дохлую кошку. «Собаки?» – предположила она вслух. «Не собаки это! – кричал зарёванный Джо. – Нет тут никаких собак, это он сделал! Это сделал Уилл! Она пришла ко мне, я её весь вечер гладил, я хотел взять её домой, папа разрешил бы. Она ко мне пришла! А он взял и убил!».

Джейн побежала искать Уильяма, нашла его в детской. Тот сидел на полу, забившись в угол за большим шкафом и плакал, спрятав красное лицо в маленькие ладошки. «Я не понимаю. Ничего не понимааааю!» ‒ тихонько выл он. «Чего ты не понимаешь?» – спрашивала его Джейн, обнимая за плечи. «Как это случилось, не помню!». Джейн и сама была готова расплакаться, так ему было горько. Худенькое тельце сотрясалось в рыданиях, не мог Уилл никого убить. Что за глупости? «Чего ты не помнишь?» ‒ спрашивала она. «Как я… Как она умерла – кошка эта. Зачем она вообще мне сдалась? Я не понимаю!» Джейн гладила его по голове, не зная, кого ей бросаться утешать: здесь плачет Уильям, внизу ревёт Джозеф. Сонливость как рукой сняло, никогда прежде она не видела мальчиков такими. Иногда они дрались, ссорились по мелочам, но вот так – никогда. «Он меня не любит больше», ‒ ревел Уильям. «Кто?» ‒ спрашивала Джейн. «Джо. Он меня не любит». «Конечно же, любит! Все тебя любят, ну что за глупости такие?»

Конечно же, Джо его любит. Мальчики разные, но всегда вместе. Сколько она их помнит ‒ они неразлучны. Джо был более зависим от неё, а Уилл – нет. Сейчас Джейн осознала, что ни Уилл, ни Джо больше не зависят от неё. Она понимала вполне отчетливо – мальчикам она не нужна, неинтересна, даже чужда. Они теперь самодостаточны, и хоть Джо делает слабые потуги навстречу – это лишь видимость, он больше в ней не нуждается, как и в Эллен, как и в Гарольде. Они обособились, закрылись от всех в своём мирке, но разве не так всегда и поступают близнецы?

‒ Что не так с мальчиками? ‒ спросила она.

Джереми недолго помолчал, затем повернулся к Джейн.

‒ Так что же? ‒ повторила она свой вопрос.

‒ Всё не так. В её снах они оба мертвы и одновременно не мертвы. Джо ни в чём не виноват, а Уильям получит по заслугам, хотя… тут как посмотреть.

‒ Что ты такое? ‒ прошептала Джейн.

‒ Сейчас это не имеет никакого значения.

‒ Сны – это всего лишь сны, они не показывают будущее, Джереми.

Он вздохнул и снова повернулся к окну. Ветер набирал силу, и вот на небе уже показалось несколько небольших облаков.

‒ Я не могу во всём этом разобраться. Слишком мало времени. Она плохо спит и много пьёт. Но в этом доме, да и во всём городе, происходят нехорошие вещи. – Он снова вздохнул. ‒ Моя мать, ‒ тихо произнёс он, словно говорил сам с собой.

‒ Что твоя мать?

Минуту он молчал, затем вновь повернулся к ней:

‒ Моя мать как-то связана с этим всем, с городом, с домом и, кажется, я тоже. Но времени очень мало, чтобы разобраться во всём. Я хочу, чтобы мы сделали так, как я сказал. После того, как миссис Уитл вынесет торт, и я