Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И убивала прирожденную уверенность в ее сердце,
И искривленный взгляд страха в ее глаза вкладывала.
Вожделение, что деформирует добро духа природное,
Подменило изготовленными добродетелью и пороком
Искренний спонтанный импульс души:
Поражая Природу ложью дуальности,
Их двойственные ценности запретный вкус разжигали,
Делали зло освобождением от поддельного добра,
Вскармливали эго на грехе и на праведности
И делали все инструментом Ада.
В куче отбросов у монотонной дороги
Старые простые восторги лежать были оставлены
На пустыре спуска жизни в Ночь.
Вся слава жизни потускнела, сомнением запятнанная;
Вся красота на стареющем лице кончилась;
Всякая сила в Богом проклятую тиранию превращена,
А Истина — в фикцию, разумом требуемую:
Погоня за радостью была сейчас утомленной охотой;
Всякое знание оставляло вопрошающее Неведение.
Он увидел поднимающиеся словно из темного лона
Тело и лик Незримого темного,
Скрытого позади красивых внешностей жизни.
Его опасная коммерция есть нашего страдания причина.
Его дыхание есть в сердцах людей тонкий яд;
Все зло стартует от этого неясного лика.
Опасность сейчас посещала часто воздух обычный;
Мир становился грозящими Энергиями полон,
И куда бы не поворачивал свои глаза он за помощью,
В поле, в дом, на улицу, лагерь, на рынок,
Он встречал крадущиеся и тайные приходы и удаления
Вооруженных тревожащих наделенных телом Влияний.
Марш фигур богинь, обнаженных и темных,
Грандиозным выходом беспокоящих воздух;
Пугающие шаги ступали незримые близко,
Формы, что были угрозами, вторгались в мечту-свет,
Зловещие существа проходили мимо него по дороге,
Чей даже взгляд был бедою:
Очарование и сладость, грозная и внезапная,
Лица, что поднимались, соблазняя глаза и уста,
Приближались к нему, вооруженные красотой как ловушкой,
Но таящие фатальный смысл в каждой черте
И могущие в любой момент измениться опасно.
Но он один различал ту атаку сокрытую.
Вуаль лежала на том внутреннем видении,
Сила была там, что свои ужасные прячет шаги;
Все было оболгано, хотя сама мысль была истинной;
Все было осаждено, но об осаде не знало:
Ибо никто не мог видеть своего падения авторов.
Осознавая некую темную мудрость, еще утаиваемую,
Что была печатью и оправданием той силы,
Он следовал трактом смутных ужасных шагов,
Возвращаясь в ночь, откуда пришли они.
Тракта, не возводимым никем и которым никто не владел, достиг он:
Туда мог войти всякий, но никто не мог остаться надолго.
Это были злого воздуха ничейные земли,
Полное толп соседство без единого дома,
Пограничные земли между миром и адом.
Там нереальность была господином Природы:
Это было пространство, где ничего не могло истинным быть,
Ибо ничто не было тем, чем оно претендовало быть:
Высокая видимость кутала пустоту правдоподобную.
Однако своего собственного притворства не признавало ничто
Даже перед самим собою в сердце неясном:
Обширный обман был законом вещей;
Только обманом они могли жить.
Несубстанциональное Ничто гарантировало
Фальшь форм, которые эта Природа взяла
И заставила их на время существующими и живыми казаться.
Заимствованная магия вытаскивала из Пустоты их;
Они принимали форму и вещество, что были не их,
И показывали цвет, что хранить не могли,
Зеркала для фантома реальности.
Каждый радужный блеск был ложью блестящей;
Красота нереальная украшала чарующий лик.
Нигде в том, что что-то останется, нельзя было быть уверенным:
Радость вскармливала слезы, а добро доказывало зло,
Но никогда из зла не получалось добро:
Любовь рано заканчивалась в ненависти, восторг убивал болью,
Правда в ложь вырастала, и смерть правила жизнью.
Сила, что смеялась над бедами мира,
Ирония, что соединяла противоположности мира
И бросала их в руки друг друга бороться,
Помещала сардонический рот на лицо Бога.
Чужая, ее влияние входило всюду
И раздвоенный след копыта на груди оставляло;
Искривленное сердце и странная мрачная улыбка
Надсмехалась над зловещей комедией жизни.
Возвещающая опасной Формы прибытие
Зловещая поступь смягчала свой звук шагов страшный,
Чтобы никто не может понять или быть настороже;
Никто не слышал, пока не смыкалась ужасная хватка.
Или даже все предсказывало приближение божественное,
Ощущался воздух пророчества, надежда небесная,
Слышимая как евангелие, как звезда новая видимая.
Дьявол был виден, но закутанный в свет;
Он казался с небес помогающим ангелом:
Он вооружал Писанием и Законом неправду;
Он обманывал мудростью, добродетелью совращал душу
И вел к погибели по направленным к небесам тропам.
Он давал щедрое чувство силы и радости,
И, когда предупреждение изнутри поднималось,
Нежными тонами он успокаивал ухо
Или пленил разум его собственной сетью;
Его строгая логика позволяла лжи выглядеть правдой.
Изумляя избранника святым знанием,
Он говорил самим голосом Бога.
Воздух был полон вероломства и хитрости;
Говорить правду было уловкой в том месте;
Засада таилась в улыбке и опасность делала
Своим покровом надежность, доверие — воротами для своего входа:
Ложь приходила смеясь с глазами истины;
Каждый друг мог превратиться во врага и шпиона,
Рука, которую пожимали, в рукаве скрывала жало кинжала,
И объятия могли оказаться железной клеткою Рока.
Агония и опасность подкрадывались к трепещущей жертве
И мягко говорили, как с робким другом:
Атака начиналась внезапно, неистовая и незримая;
Страх на каждом повороте прыгал на сердце
И кричал мучимым страшным голосом;
Он взывал, умоляя спасти, но никто не подходил близко.
Все осторожно ходили, ибо смерть всегда была близко;
Однако предосторожность казалась тщетной, пустой тратой внимания,
Ибо все, что охранялось, оказывалось в смертельных тенетах,
И когда после долгой неизвестности приходило спасение
И приносило довольное избавление, обезоруживающее силу,
Оно было подобно улыбающемуся проходу к еще худшей судьбе.
Там не было перемирия и надежного места для отдыха;
Никто не отваживался спать или опускать свои руки:
Это был мир сюрпризов и битвы.
Все, кто там был, жили лишь для себя;
Все против всех воевали, но с общей ненавистью
Обрушивались на разум, что искал какого-то более высокого блага;
Истина была изгнана, чтобы не смела она говорить
И вредить сердцу тьмы своим светом
Или вносить свою гордость знания и поносить
Утвержденную анархию вещей установленных.
Затем сцена сменилась, но сохранила свою ужасную суть:
Изменив свою форму, жизнь оставалась все той же.
Столица там без Государства была:
Она не имела правителя, лишь группы, что борются.
Он видел город Неведения древнего,
Основанный на почве, что не знала Света.
Там каждый в своей собственной темноте шел один:
Они были согласны разнится лишь в путях Зла,
Жить на свой собственный лад для своих собственных самостей
Или проводить в жизнь общую ложь и неправильность;
Там Эго было господом на своем сидение павлиньем
И Ложь сидела за ним, супруга его и царица:
Мир поворачивался