глубин бессознательных

Покрыло вечность ничем.

Ищущий Разум сменил видящую Душу:

Жизнь превращалась в огромную и голодную смерть,

Блаженство Духа сменилось космической болью.

Гарантируя самосокрытый нейтралитет Бога,

Могучая оппозиция победила Пространство.

Суверен, правящий фальшью, смертью и горем,

Оно давило своей жестокой гегемонией на землю;

Нарушая гармонию изначального стиля

Архитектуры проекта ее судьбы,

Оно фальсифицировало первоначальную Волю космическую

И привязывало к борьбе и страшным превратностям

Долгий медленный процесс терпеливой Силы.

Насаждая ошибку в вещей веществе,

Из всемудрого Закона оно Неведение делало;

Оно расстраивало безошибочное касание скрытого чувства жизни,

Держало немым интуитивного гида во сне Материи,

Насекомого и животного инстинкт деформировало,

Мыслерожденную человечность человека обезображивало.

Тень через простой падала Луч;

Затемнен был свет Истины в пещеристом сердце,

Что горел незамеченный в тайнике алтаря

За покрова тихого тайной,

Сопровождающей Божество раки.

Так ужасная антагонистическая Энергия была рождена,

Которая имитирует вечной Матери могучую форму

И передразнивает ее светлую бесконечность

Серым искривленным силуэтом в Ночи.

Арестовывая страсть души поднимающейся,

Она навязывала жизни медленный и запинающийся шаг;

Ее руки отклоняющая и задерживающая масса

Положена на мистической эволюции изгиб:

Извилиста линия ее обманывающего разума,

Которой Боги не видят и [которую изменить] человек бессилен;

Подавляя Божественную искру в душе,

Она заставляет человека падать обратно к зверю.

Однако в своем грозном инстинктивном уме

Она чувствует, Один растет в сердце Времени,

И видит, Бессмертный сияет сквозь смертную форму.

Забеспокоившись о своем правлении и полная страха и ярости,

Она рыщет вокруг каждого света, что проблескивает сквозь темноту,

Бросая свой луч из одинокого тента духа,

Надеясь войти яростной и скрытной походкой

И в колыбели убить Ребенка божественного.

Неисчислимы ее уловки и силы;

Ее касание есть очарование и смерть;

Она убивает свою жертву восторгом жертвы собственным;

Даже Бога она делает крючком, чтоб тащить к Аду.

Мир бежит к своей агонии из-за нее.

Часто паломник на дороге Вечного,

Плохо освещаемой из облаков бледной луною Ума,

Или одиноко блуждающий по окольным дорогам,

Или потерянный в пустыне, где ни одной тропинки не видно,

Падает, ее львиным прыжком пересиленный,

Побежденный пленник под ее ужасными лапами.

Опьяненный жгучим дыханием

И влюбляясь все больше в уничтожающий рот,

Когда-то компаньон священного Пламени,

Смертный гибнет для Бога и Света,

Враждебность правит сердцем и мозгом,

Природа, враждебная Силе Матери.

Самость жизни уступает свои инструменты

Титаническим и демоническим агентам,

Что возвеличивают земную природу и искажают:

Член пятой колонны, капюшоном укрытый, — ныне гид мысли;

Его тонкий пораженческий ропот убивает веру,

И, поселившееся в груди или нашептываемое извне,

Обманывающее вдохновение, падшее и темное,

Новым порядком подменяет божественный.

Тишина опускается на выси духа,

Из завуалированного святилища Бог отступает,

Пустота и холод остаются палатой Невесты;

Золотой Нимб ныне больше не виден,

Больше белый духовный луч не горит

И смолкает тайный Голос навеки.

Затем Ангелом Башни Дозорной

Имя из регистрационной книги вычеркивается;

Пламя, что в Небесах пело, погасло и немо;

В руинах кончается эпос души.

Это — трагедия внутренней смерти,

Когда божественный элемент конфискован

И лишь разум и тело живут, чтобы умереть.

Ибо ужасных агентов Дух допускает

И есть тонкие и огромные Силы,

Что защищают себя покровом Неведения.

Отпрыски бездн, агенты тенистой Силы,

Свет ненавидящие, нетерпимые к миру[7],

Кривляющиеся, изображая перед мыслью сияющего Друга и Гида,

Противостоящие в сердце вечной Воле,

Они вуалируют поднимающего Оркестранта оккультного.

Его мудрости прорицания нашими оковами делают;

Двери Бога они замкнули ключами кредо

И заперли его неустанную Милость Законом.

Свои почтовые станции они вдоль всех маршрутов Природы наставили

И перехватывают караваны Света;

Где бы ни действовал Бог, они вмешиваются.

Ярмо на смутное сердце мира положено;

Замаскированы его удары от Блаженства небесного,

И тесные периферии блестящего Разума

Огня небес прекрасные входы блокируют.

Всегда темные Авантюристы, похоже, выигрывают;

Природу они наполняют зла институтами,

Превращают в поражения победы Истины,

Вечные законы провозглашают обманами,

И утяжеляют игральные кости Рока колдовской ложью;

Места поклонения мира они оккупировали, троны его узурпировали.

Над уменьшающимися шансами Богов надсмехаясь,

Они как свое завоеванное поместье творение требуют

И коронуют себя железными Лордами Времени.

Адепты иллюзии и маски,

Ремесленники падения и боли Природы,

Они свои алтари триумфальной Ночи возводят

В глиняном храме земной жизни.

В свободных участках священного Пламени,

Перед экраном за алтарем в обряде мистическом,

Встречая смутный покров, за который никто не может проникнуть,

Произносит нараспев свой торжественный гимн жрец, митру носящий,

Призывающий их страшное присутствие в свою грудь.

Наделяя их жутким Именем,

Он распевает слоги магического текста

И вызывает незримого общения акт,

Пока между ладаном и невнятно произносимой молитвой

Всякое свирепое бедствие, которое мучает мир,

Не смешается в пенящийся шанс человеческого сердца

И прольется на них как святое вино.

Принимая божественные имена, они ведут и правят.

Оппоненты Высшего, они пришли

Из их мира бездушной мысли и силы,

Чтобы служить враждою космической схеме.

Ночь — их убежище и стратегическая база.

Против меча Пламени, светлого Глаза,

Защищенные бастионом, они живут в массивных фортах мрака,

Спокойные и уверенные в потаенности бессолнечной:

Ни один странствующий луч Небес туда не может войти.

Покрытые бронею, защищенные своими летальными масками,

Как в студии творческой Смерти,

Гигантские сыновья Тьмы сидят и планируют

Драму земли, их подмостки трагические.

Всякий, кто хочет поднять падший мир, должен прийти

Под арки их силы опасные;

Ибо даже лучистых детей богов

Затемнять есть их привилегия и ужасное право.

Никто не может достигнуть небес, кто не прошел через ад.

Это тоже путешественник миров должен посметь.

В споре незапамятной дуэли Боец,

Он вошел в немую Ночь, надежды лишающую,

Бросая вызов тьме своей светлой душой.

Тревожа своими шагами преддверия мрак,

Он вошел в жестокое и печальное царство,

Населенное душами, которые никогда не вкушали блаженства;

Невежественные, как люди, слепыми рожденные, что света не знают,

Они могли приравнивать к высшему добру наихудшее зло,

Добродетель была лицом греха в их глазах,

А зло и нищета их состоянием были естественным.

Ужасной администрации уголовный кодекс,

Делающий горе и боль общим законом,

Утверждающий декреты всеобщей безрадостности,

Изменил жизнь в стоическое таинство

И в ежедневный фестиваль — пытку.

Был принят закон для повергания наказанию счастья;

Смех и радость были объявлены как смертные грехи вне закона:

Вопрошающий разум был поставлен как благоразумное удовлетворение,

Тупого сердца немая апатия — как мир:

Сна не было там, оцепенение было единственным отдыхом,

Смерть приходила, но передышки или конца не давала;

Душа постоянно жить продолжала и все больше страдала.

Все глубже