— Черт!

Метнулась к ним. Так и есть. Мобильник остался в кармане штанов. Достала. Он был мокрым и не реагировал на прикосновения.

— Черт, черт! Вот дерьмо…

Протерла экран, высушила поверхность смартфона краем платья, но все было бесполезно. Оставалось только попробовать реанимировать его с помощью народных лайфхаков. Что-то вроде белого риса? Или как там делается? Насыпать крупу в миску, зарыть и ждать? Сколько? Сутки, двое, трое?

Но мне нужно было связаться с Райаном прямо сейчас. Я бросила телефон на кровать и взяла лэптоп. Сигнал, как обычно, был слабым. С трудом проверив почту, попыталась настроить видео-звонок. Не вышло. Затем с помощью одного из приложений попробовала совершить обычный — абонент был вне зоны доступа. Еле-еле дозвонилась до дома Джонсов:

— Алло, миссис Джонс?

— Кто это? — Раздался недовольный голос матери Райана.

— Это Эмили. Эмили Уилсон. Простите…

— Ты знаешь, который час, Эмили Уилсон?

Я тяжело вздохнула.

— Простите, Дороти. Я просто хотела узнать, не передавал ли мне что-нибудь Райан?

— А что он должен был передать?

— Вы… Вы говорили ему о том, что я его искала?

Послышалось шуршание, затем она прокашлялась.

— Разумеется.

— И что он ответил?

— Боже, деточка, я не хотела тебя огорчать… Он… он совершенно не проявил интереса. Я спросила, что передать тебе, но сын просто отмахнулся. Думала, он сам тебе позвонит. Мне очень жаль, Эмили.

— Понятно. — Хрипло пробормотала я.

— Если у тебя все, то я, пожалуй, вернусь в постель.

— Миссис Джонс!

— Да? — Недовольно.

— Скажите, как мне с ним связаться?

— Что? Тебя плохо слышно.

— Я звоню ему на старый номер, но не могу дозвониться.

— Он не менял номер.

— Ага, спасибо. — Расстроенно закусила губу. — Подождите!

— Что еще?

— Могу я навестить Корделию? Мне очень нужно поговорить с ней.

— Это еще зачем?

Я замешкалась, понимая, что правда ее точно не порадует.

— У меня к ней вопрос.

— Ты опять со своими глупостями? Послушай, Эмили, ты вроде не глупая девочка. Доктор запретил Корделии волноваться, ей прописали полный покой.

— Но я просто…

— Всего доброго, Эмили.

И я ошарашенно уставилась на потемневший экран. Вот стерва!

С Шейлой связаться тоже не получилось. Но сдаваться я не собиралась. «Завтра же повторю попытки». Откинулась на подушки, еще раз проверила почту, не пришел ли ответ насчет личности моего донора. Но и там по-прежнему было пусто. Тогда я приглушила свет, устроилась удобнее и открыла папку «Видео», чтобы снова просмотреть ролики с Райаном. По телу побежали мурашки, в груди неприятно екнуло. Папка оказалась пуста, видео нигде не было! Они исчезли!

— Теперь все изменится. — Я посмотрел на окровавленную иглу и улыбнулся.

Последний стежок вышел самым красивым и аккуратным. Провел пальцами по вышитому на ее спине слову и ощутил, как удовольствие вибрацией разливается по всему телу.

— Спасибо, что дождалась. Это последний этап, теперь ты будешь свободна.

— М… мм… — Застонала она, приходя в сознание.

— Ты даже не знаешь, как я сейчас рад, Сара. Не представляешь, что чувствую. После всего, что пережил.

— М… — Ее тело дернулось, но веревки не подвели.

Я завязал последний узелок, взял с железного подноса маленькие ножницы и срезал хвостик нити. Как всегда, вместе с законченной работой приходила слабость, но она была такой приятной, опустошающей, что трудно было удержаться от чувств.

— Скажи, это ведь в последний раз, Сара? Больше этого не повторится, да?

— А-а… — Она сделала усилие, чтобы приподнять голову, но ничего не вышло. Подбородок глухо ударился о поверхность стола.

— Потому что я обессилен, Сара. — Отложил иглу, снял хирургические перчатки. — Не выдержу все это снова. Мое терпение не бесконечно.

Взял со столика бутылек со спиртом, открутил пробку.

— А-а-а! — Истошно завопила она, когда обжигающая жидкость тонкой струйкой полилась на пространство между ее лопаток.

— Кричи, Сара. Это тоже своего рода очищение. Все равно никто не услышит твоих криков.

Мне нравилось, как смотрелась надпись. Теперь, когда спирт смыл лишнюю кровь, красные стежки четко выделились на белом мраморе кожи.

— Теперь все будет по-другому. — Я обошел ее и наклонился так, чтобы взглянуть в глаза. Нам всегда нравилось сидеть, подолгу глядя друг на друга. Это было моментом особого единения, когда я понимал, что по-настоящему нужен ей. — Теперь мы снова вместе. Снова будем счастливы.

Увидев меня, она все поняла. Затряслась всем телом, начала из последних сил натягивать веревки. Ее покрасневшие зрачки расширились, губы затряслись, лицо сморщилось от боли. Блеснувшие в глазах слезы были просто прекрасны. И это не могло не тронуть меня. Глядя на нее, я чувствовал себя самым счастливым.

— Никто и никогда не разлучит нас, детка. — По щеке мазнуло чем-то горячим. — Обещаю тебе. — Стер слезу со своей щеки пальцем. — Осталось совсем немного, потерпи.

* * *

Мальчик.

Юноша.

Ему лет шестнадцать. Не вижу четких очертаний. Он выше меня, крепче. Мы идем вдоль какой-то улицы. Он что-то говорит. Как не напрягаюсь, не могу услышать. На мне синее платьице с пояском, белые мягкие туфельки. К груди прижата большая папка, держу ее обеими руками — в ней что-то важное. Не могу понять, что ощущаю. Наверное, это восторг, потому что меня ожидает что-то интересное, грандиозное.

Солнце заставляет меня щуриться. Улыбаюсь. Он рассказывает что-то очень смешное, и мы заливисто хохочем. С испугом останавливаемся возле проезжей части, пропускаем большой автобус. Здесь все новое, я ничего не знаю. Первый раз в этом городе. Но Он рядом, и мне спокойнее с ним. Хочется взять его за руку, но не могу. Мы уже не маленькие дети, и каждый из нас знает, что это будет означать. Он сам должен. Первый. Если я ему нравлюсь так же, как и он мне.

Автобус пролетает мимо с грохотом, и мы перебегаем на другую сторону улицы. Он подает мне руку, я хватаюсь с благодарностью. Прыг! Через узкий участок газона, и мы на узкой пешеходной дорожке. Оглядываемся в поисках нужного направления. Приходится расцепить руки. Показываю: «Кажется, туда». Идем. Его смех очень заразный, невозможно не смеяться вместе с ним. Он как колокольчик, низкий и звонкий, родной до невозможности. Только рядом с этим юношей мне хорошо.